Тяжелые бытовые условия крестьян дореволюционной России

В деревнях было много заболеваний, вызываемых тяжелыми бытовыми условиями, в которых жили крестьяне царской России. Большая часть из них питалась плохо. Мясо и рыба употреблялись ими редко, главным образом, по большим праздникам. Но хлеба часто также не хватало и во многих случаях бедняки уже после нового года употребляли его с примесью коры, мха или вообще питались суррогатами. Так, например, в середине прошлого века в Саратовской губернии отмечено, что из сорных трав во ржи встречалась больше всего лебеда, созревающая одновременно с рожью. Она была очень многоплодна и разрасталась преимущественно на полях, засеянных незрелыми семенами. Из лебеды крестьяне делали так называемую ботвинью или баланду. Они собирали молодые листья и «дягиль», отваривали их в воде, протирали сквозь решето и заливали квасом. В неурожайные годы лебеду молотили, перемалывали и, смешав ее с ржаной мукой, пекли хлеб. И хотя хлеб из лебеды был невкусен, но, как замечает автор этого сообщения, он был менее вреден, чем тот, который пекли с примесью гнилушек и древесной коры. Стоила лебеда тогда довольно дорого. Так, старожилы рассказывали, что в 1775 году, когда рожь продавалась до 10 руб. серебром за четверть, лебеда стоила от 3 до 7 руб. серебром. Видимо, что ее ценили сравнительно высоко, что отражено и в поговорке: «Не то беда, что во ржи лебеда, а вот беды, как ни ржи, ни лебеды».

С введением картофеля лебеда потеряла свое значение как подспорье к хлебу, из нее стали добывать поташ. В деревнях строго соблюдались посты, из которых некоторые длились продолжительное время, как, например, Великий пост. Даже в Сибири, где крестьяне жили довольно зажиточно и имели на своем столе часто щи с говядиной, летом во время постов они питались постными щами и черемшою с квасом. В начале 20-х годов нашего века, например, жители Тункинского края, Иркутской губернии еще строго соблюдали посты «Великий пост, Петров, Успенский, Филиппов или Рождественский»; многие постились и по средам и по пятницам. Крестьяне часто в разгоряченном состоянии пили много холодной воды, поэтому простужались; употребляли незрелые плоды. Следствием плохого и недостаточного питания было большое количество желудочно-кишечных и других заболеваний. Однообразное и скудное питание без достаточного содержания витаминов было причиной заболевания цингой, особенно в неурожайные годы. Цинга, например, была частым явлением в Сибири на золотых приисках, куда стекался народ со всех сторон Сибири и Европейской России. Здесь работали ссыльные поселенцы и вольнонаемные рабочие, которые постепенно заменяли ссыльных.

Крестьяне из Европейской России обычно объединялись партиями в Нижнем Новгороде и поэтому на приисках их звали «нижегородцы» в отличие от сибиряков и ссыльных. Условия жизни на приисках, да и вообще на крайнем Севере страны, были тяжелые, питание однообразное и недостаточное, что вызывало простудные и цинготные заболевания. Куриная слепота в дореволюционное время была также частой болезнью в деревнях, особенно весной. Как и цинга, она была связана с плохим питанием. В неурожайные годы, которые бывали не редкостью в прежнее время, отмечены даже эпидемии этой болезни. Обычно появлялась она со второй недели Великого поста и продолжалась до праздника Пасхи, во время которой крестьяне питались лучше, что способствовало выздоровлению. Жилищные условия крестьян были также плохие. В избах была большая скученность. Вместе с людьми в ряде губерний в избах бедняков помещался и скот. Сени были холодные. Но особенно плохо было в курных избах, которые были распространены вплоть до середины 19 века. Так, в Пинежском уезде в 1838 году курных изб насчитывалось 1373, а в 1860 году их было 4253. Печи были без труб, дым валил из устья печи и выходил в двери или окна. Воздух в избах был тяжелым. П. Ефименко дает следующее описание курной избы в Архангельской губернии: «дым из огромных черных печей шел в избу и ходил по верху избы, затем уходил под кровлю. В таких избах потолок и стены были сильно закопчены, воздух от дыма делался похожим на банный».

В лесной и лесостепной зоне до середины или даже до конца прошлого столетия избы освещались лучинами, которые втыкались в железные светцы. Проживание в курных избах способствовало появлению легочных, глазных и простудных заболеваний. Угар там был также постоянным явлением. Особенно много было различных простудных заболеваний, которые также часто зависели от условий прежней крестьянской жизни. Крестьяне подвергались простуде, потому что ходили босиком, ложились на холодную землю, разгоряченные пили холодную воду или квас, жарко выпарившись в бане, возвращались босиком и без верхней одежды даже осенью и зимой. Кроме того, они часто не обращали внимания на свое здоровье. П. Ефименко писал, что в Архангельской губернии в палящий мороз малютки бегали босиком по снегу в одной рубашке с голой грудью. Также и взрослые беззаботно стояли по несколько часов на улице в трескучие морозы в одном легоньком кафтане или сарафане! Во время полевых работ, работ в лесу, по сплаву леса, на рыбной ловле крестьянам зачастую приходилось находиться в сырых местах, в воде. Одежда была плохая, обувь состояла, главным образом, из лаптей. А потому такие болезни, как ревматизм, лихорадка и костоеда были сильно распространены в деревнях.

Простуду считали в народе причиной большей части болезней: «с простуды, отчего же больше», «озяб», «простыл», «застудил нутро», так обычно объясняли крестьяне причину заболеваний. Простуде приписывались: «грудные» болезни, «ломота» в мышцах и в костях и т.д. Многие болезни, происходившие от непосильной физической работы, были известны в народе под названием: «от надсады», «от подъему», «с натуги». К ним часто относили почти все болезни живота. Некоторые заболевания, по мнению крестьян, происходили «от дурной крови» или «с ветра», в последнем случае причина болезни, по мнению крестьян, заключалась в испорченности воздуха, который подействовал на человека, отсюда и происхождение термина «поветрие». Такое объяснение было, по-видимому, широко распространено; оно отмечено, например, в таких отдаленных друг от друга районах, как Иркутская губерния и Терская область. «Уж ноне, моя милая, такая боль, одно слово — поветрие. От этого уж не спасешься — на кого как повеет», — объясняла какая-нибудь казачка своей соседке, когда кто-либо заболевал. Лихорадка была почти до конца 19 века довольно частой болезнью даже в крупных городах. Например, в городе Казани в 70—80-х годах прошлого века тяжелая злокачественная лихорадка была обыкновенным явлением, так как в центре города было два гнилых пруда, большая часть улиц не была замощена, население пило воду из загрязненных колодцев.

Но особенно свирепствовали лихорадочные заболевания на юге. Так, на Кубани из всех болезней наиболее частой была лихорадка в различных ее проявлениях, как, например, в станице Кубанской или Курганной, расположенной в долине реки Лабы. Причем больше всего подвергались этому заболеванию иногородние, пришедшие из внутренних губерний России. По сравнению с коренным населением — казаками, которые освоились с климатом и находились в лучших материальных условиях, иногородние во всем испытывали нужду — пище, одежде, жилище. Нанимаясь на работу, они должны были проводить дни и ночи в поле в плохой одежде в холодное ненастное время, а летом под палящими лучами солнца и при недостаточном питании. По описанию П. А. Вострикова, в станице Наурской, Терской области, среди казаков в конце 19 века лихорадка была наиболее распространенной болезнью. Он писал, что редко можно было встретить человека, который не болел бы лихорадкой. Причиной лихорадки служили низменный характер местности и обилие влаги в лесу и по берегам Терека. Некоторые места при малой-покатости совсем не осушались от стоячей воды. От станицы к переправе через Терек шла дорога, которая была завалена навозом и разными отбросами и представляла из себя собственно не дорогу, а трудно проходимое болото.

В 20 веке случаев заболеваний лихорадкой стало значительно меньше, благодаря вырубке леса, проведению водосточных канав и устройству селений в более здоровых местах. Однако даже в 30-х годах прошлого столетия лихорадка в этих районах все еще была довольно распространена. Изумительно красивые широкие улицы станицы, похожие на огромный парк, тонули в зелени; из-за деревьев не видны были хаты; в садах было полно фруктов, арбузов и дынь; колхозники имели вкусный белый хлеб, но почти каждый житель этой станицы был болен малярией: лица у них были бледные, изможденные. В царской России, а особенно в деревнях, периодически свирепствовали также различного рода эпидемии. Отсутствие элементарных гигиенических условий в деревнях способствовало наличию кожных болезней, главным образом, чесотки и парши, особенно в тех районах, где не было бань. Тяжелые условия жизни крестьян были причиной большой детской смертности. Помимо неправильного вскармливания й ухода за детьми, возникали всевозможные острые и хронические заболевания, особенно желудочно-кишечные, уносившие в могилу много детей. За помощью в деревнях обычно обращались к знахарям или лечили сами себя: сведения о наиболее употребительных травах были известны почти всем. К тому же, как правило, каждой болезни соответствовала определенная трава; одновременное употребление нескольких растений Наблюдалось сравнительно реже.

Лечением занимались большею частью женщины, обычно пожилые; называли их лекарками, травницами, бабушками, знахарками. Интересные сведения по этому вопросу приводит С. Мажников по Кубани. В конце прошлого века в городе Ейске, по его сообщению, было шестнадцать наиболее известных знахарей, из них девять мужчин и семь женщин. И все они, за исключением одного, были в возрасте от 50 до 100 лет. Одни из них лечили лихорадки, другие — раны, язвы и накожные болезни, третьи — только «сибирку», четвертые — венерические болезни и т. д. и только трое из них занимались лечением как внутренних, так и наружных болезней. По своему происхождению эти знахари были крестьяне — выходцы из внутренних губерний России или же отставные солдаты. Лечебные познания они получили большею частью от своих родителей. Аналогичная специализация наблюдалась повсюду. Так, например, в Костромской губернии один из народных лекарей лечил главным образом раны, язвы, костный туберкулез, водянку. Для лечения болезней применяли: настойки, отвары, порошки, мази. Травы в свежем виде, тогда их просто ели или же выжимали сок, который употребляли внутрь и снаружи, но большею частью использовали травы в сушеном виде. Делали также припарки, ванны примочки, втирания.

Необходимые лекарства знахари приготовляли сами или давали сухой набор больным, указывая при этом, как приготовить необходимое снадобье. Обычно брали не все растение, а отдельные части его: корни или листья, плоды или цветы. Причем следует отметить, что различные части растения употреблялись для лечения различных болезней. Например, в Вологодской губернии корни шиповника применяли от поноса, а плоды его считали хорошим средством при запоре мочи. Для лечения внутренних болезней делали настойки на водке, отвары и т.д. В Костромской губернии от грыжи детям давали «можжевеловую водку». Приготовляли ее следующим образом: в горшок с отверстием в дне клали можжевеловые чурки и ставили его в другой горшок, который полузарывали в землю; затем раскладывали огонь и прогревали верхний горшок; вытапливаемая жидкость стекала в нижний горшок и получалась так называемая «можжевеловая водка». Из сон-травы изготовляли в Сибири водку. Свеженарванные цветы травы складывались в чистый горшок, который плотно закрывался крышкой и замазывался глиной для предупреждения летучих отделений составных частей водки. Затем горшок ставили в печь, в «вольный дух». К вечеру вынимали, содержимое охлаждали и откидывали на сито; жидкость сливали в бутылку.

Все это производили с завязанным носом и ртом, так как газ, отделяющийся в это время из жидкости, раздражает слизистую и вызывает кашель. Таким же образом изготовлялась водка из веха ядовитого, который так же действует на тело, как шпанские мушки, из стародуба желтого и из лютика едкого. Из лютика едкого водка приготовлялась еще другим способом: свеженарванные стебли с листьями и цветочками запекались в ржаном пироге; затем их вынимали и выжимали. Свежие, не гноящиеся раны лечили настойкой березовых почек. Собирали почки, когда листики еще не распускались, так как тогда они бывают клейкими. Почки настаивали на водке, которой заливали раны. Применяли компрессы. Например, конъюнктивит лечили белком свежего куриного яйца и кристаллом или порошком квасцов, но лучшим считалось применение кристалла. Белок очень свежего куриного яйца выпускали на блюдце, по которому вращали кристаллик квасцов. Сбитый таким образом белок клали в тряпочку, которую складывали в виде мешочка и прикладывали к глазу. Делали это несколько раз. Как только тряпка начинала высыхать, ее сменяли. Намоченную тряпочку прикладывали к глазу днем и вечером, при сильной красноте глаз лечили в течение нескольких дней. Такое лечение, по словам сообщивших эти сведения, служило также для предотвращения появления бельма.

Приготовляли пластыри. Например, своеобразное средство применяли для лечения фурункулов. Ложку меда замешивали пшеничной мукой так, чтобы получалось не очень крутое тесто, но и не очень жидкое; его прикладывали к нарыву и привязывали, не отнимая до тех пор, пока он не прорывался или не отваливался с корнем; что обычно бывает через 2—3 дня после прикладывания. Лечили так фурункулы и особенно хорошо подкожные нарывы. В Казанской губернии для лечения ран изготовляли пластырь из еловой серы, коровьего сала, воска и измельченного лука, эту смесь варили и процеживали сквозь тряпку. В Пермской губернии для лечения костоеды употребляли корень чемерицы, который, однако, предварительно надо было «заморить», т.е. когда чемерица начинала выходить из земли, на нее накладывали камни. Стебель под ними не мог подниматься вверх и завивался наподобие луковицы. Корень выкапывали осенью, сушили и толкли; затем добавляли деготь, прибавляли пшеничной муки и масла. Полученный состав прикладывали к больному месту. Это средство, по словам сообщившего эти сведения, помогало даже в очень тяжелых случаях; так, у одного больного вся рука, начиная с кисти и выше локтя, стала уже багровая, и больной не имел покоя ни днем, ни ночью. Когда ему приложили указанный выше состав, он крепко заснул, из пальца вышел гной и болезнь прошла.

В народной медицине отсутствовали определенные дозировки и время приемов. Лекарство принималось на глаз, в один прием. Количество для настоек, отваров и вообще приемов определялось обыкновенно горстями, щепотями, так как в большинстве случаев придерживались того правила, что «душа мера и больше того, что ей в требу — не примет». Еще академик И. Лепехин писал про молочай болотный, что свежий сок его «не весом, но чарошною мерою принимают одержимые лихорадкою и говорят, что всякие лихорадки им исцеляются, хотя бы они были и с болячками». При порезах для остановки кровотечения употреблялось все то, что находилось под рукою: земля, сажа, сахар, махорка, соль, паутина и др. Так, в Костромской губернии порезы круто посыпали солью, считали, что это останавливает кровь и не бывает заражения. В Кубанской области раны присыпали толченым сахаром или заливали водяным раствором соли; затем накладывали на порез паутину и забинтовывали тряпкой. Но особенно хорошим средством считалась водочная настойка из березовой почки «мочки», которой примачивали раны. Это отмечено в Новгородской, Нижегородской, Пензенской губерниях, в Кубанской области. В Пермской губернии, чтобы остановить кровотечение, прикладывали к свежей ране березовый лист.

На открытые гноящиеся раны, которые предварительно промывали густым раствором сахара или водочной настойкой из березовой «мочки», накладывали тонкую пленочку бересты. Употребляли сок сосны, который высушивали, и полученным порошком присыпали порезы, чтобы они скорее зажили. Сосновая «сера» (смола) считалась вытяжным средством и при занозах. В Тверской губернии свежая смола из ели, под названием «живой», составляла «самое обыкновенное средство» для лечения ран. В Сибири так называемую «деревянную бумагу» род плесени в сухих трещинах лиственницы — применяли для остановки крови в ранах. Для лечения ран применяли травы: чаще всего подорожник, использование которого с этой целью встречается почти у всех народов России, а также тысячелистник, лопух и многие другие. Тысячелистник в Тобольской губернии назывался «порезная трава», в жеваном виде ее прикладывали к ранам, то же самое отмечено в Костромской губернии. В Донской области для лечения ран употребляли калган. Академиком Палласом отмечено употребление с лечебной целью листьев василька сибирского (сибирского чертополоха). Для этого выбирали нераздельные и самые широкие листья, которые сушили и, если появлялась на теле ранка, то листья эти клали в «шерстянку», толкли и присыпали рану, которая оттого скоро стягивалась.

В Приаргунском крае свежие листья василька сибирского также часть использовали для заживления порезных ран. Козелец, местное название которого волчий корень, по мнению жителей этого края, был одним из полезнейших средств от всякого рода поранений и ушибов; В Томском крае хорошим средством для заживления ран считалось растение медуница мягкая; красноватым и жгучим соком ее крестьяне пользовались вместо йода. В Тобольской губернии вода, перегнанная через листья заячьей капусты (очиток), была известна под названием «живой воды»; она употреблялась для примачивания язв. У русских в Южном Казахстане и в наше время привязывают к открытым ранам траву — зопник. Иногда ее предварительно парят в воде и перемешивают с колосьями дикого жита. В Сибири очень хорошим кровоостанавливающим и заживляющим средством считали мицелий грибка, растущего на гнилой лиственнице. Его прикладывали к ране при порезах и небольших «посеках». В Пермской губернии из древесных грибов «губ» или «бак», растущих на осине и липе, приготовляли трут, который употребляли для высечения огня и как лекарство для унятия сильно текущей из раны крови. В Новгородской губернии свежие раны лечили настоем водки с березовыми почками, а застарелые — творогом, прикладываемым на ночь.

В Донской области считали, что листья папоротника, растертые с коровьим маслом, очень скоро заживляют раны. Для лечения ран употребляли и пластырь. В Кубанской области его приготовляли из еловой смолы, сплавленной с желтым воском и свежим постным маслом; этот пластырь, как утверждали, быстро заживляет рану. В Закарпатье раны смазывают несоленым свиным салом или коровьим маслом. В Новгородской и Воронежской губерниях раны лечили мочой. Огнестрельные раны Кубанской области после промывки их чистой комнатной водой закладывали растопленным свежим свиным салом или же мозгами только что убитого животного, иногда же, после остановки крови холодными компрессами, накладывали на раны наскобленную мякоть из листьев столетника. Рваные раны заливали белком куриного яйца; дальнейшее лечение ран было то же, что и при порезах. При проколах, если они были произведены чистым, не ржавым железом, употребляли те же средства, что и при порезах; если же ржавым железом, то рану промывали квасом и прикладывали кислое молоко или тертый картофель, после чего использовались те же средства, что и при порезах. В ряде районов в качестве присыпки при порезах употребляли толченый уголь. В Приаргунском крае уголь приготовлялся из пережженной собачьей головы, которая вообще играла большую роль в народной медицине приаргунцев.

Автор указываемого сообщения, врач по специальности, отмечал, что при язвах это средство, как и всякий уголь, действительно полезно; даже местные врачи иногда присыпали порошком древесного угля гангренозные язвы и раны. Старым народным средством в лечении ран была, по-видимому, и земля. Имеется статья, относящаяся к 1773 году, под названием «О некоторых употребляемых в деревнях домашних лекарствах». Автор статьи Андрей Болотов, перечисляя ряд народных средств для лечения ран, писал: «… надобности нахожу в сообщении еще одного, о пользе которого мне довольно удостовериться случилось… имеет многие пред протчими преимущества, а именно: во-первых унимает очень скоро кровь, во-вторых отнимает очень скоро всю боль, в-третьих не допускает раны до опухоли, разгорения и загноения, в-четвертых наконец заживляет рану скорее, нежели все протчие мне до сего известные простые средства, не исключая самых пластырей». Заканчивает он следующими словами: «Многим удивительно и невероятно покажется, что сие столь выхваляемое лекарство состоит ни в чем ином, как в простой земле. Простая И обыкновенная земля имеет все вышеупомянутые для залечения ран качества, и в достоверности того уверен я весьма многими и собственными опытами».

Распространенным средством при лечении нарывов был печеный лук. Например, в Вологодской губернии луковицу пекли в печи и привязывали к нарыву, который от этого скорее созревал. То же самое отмечено у украинцев в Закарпатье. В Минской губернии к нарывам прикладывали печеный лук с хлебным мякишем и солью или же вареный лук. Кроме того, употребляли и многие другие средства как растительного, Так и животного происхождения — подорожник, репейник, чемерицу, смолу, хрен, морковь, картофель, творог, сало и др. Так, в Нижегородской губернии сухой лист репейника, распаренный в кипятке, накладывали «на вереды и другие гнойные нарывы». В Вологодской губернии «как вытягивающее средство» к нарывам прикладывали еловую смолу, предварительно размягчив ее в теплой воде. В Пермской губернии для скорейшего созревания нарывов прикладывали лиственничную губку. В Новгородской губернии, когда нарывала рука, привязывали сырой натертый картофель или печеный лук. В Сургутском крае к нарывам, от чего бы они ни происходили, прикладывали рубленую морковь (летом свежую, зимой — размоченную в воде), она вытягивала жар и способствовала заживлению раны. В Кубанской области при ранах и затяжных опухолях, происходящих от гноя внутри, прикладывали лист кактуса, с которого предварительно срезали кожицу.

Многие средства употребляли вместе с маслом или салом. Так, в Астраханской губернии брали корень чемерицы, который вместе с салом прикладывали к нарывам. Прикладывали также лепешки, приготовленные из меда и пшеничной муки, что отмечено, например, в Новгородской губернии. С той же целью подобные лепешки применялись и украинцами. Чтобы скорее нарвало, размягчило и прорвало, делали также мази. В Кубанской области такую мазь изготовляли из одной столовой ложки меда, столько же муки и одного желтка; все это хорошо смешивали и прикладывали на нарыв; при этом указывалось, что от этого средства он прорывался безболезненно. Иногда применение того или иного средства зависело от времени года. Так, в Вологодской губернии воспаления лечились печеным луком или лепешкою, в состав которой входили масло, сметана, лук, мука, мед. Весною же вместо этого употребляли сосновый сок Или кору. Большой нарыв, так называемый «камчук», по словам крестьян Костромской губернии, особый «боляток»: он садится не где попало, а только в паху, под мышкой, под подбородком, «либо под губой». Это воспаление железы. Лечили его кашей из льняного семени; сваренной на молоке, которую в горячем виде прикладывали На красном сукне к нарыву. Говорили, что когда он «в силу входит», то поднимается ломота и хорошо прикладывать мед на красном сукне, который «разъедает» нарыв и он проходит.

В Пермской губернии, по сведениям 1804 года, камчугом называли нарыв (на разных частях тела), похожий на чирей, но не имеющий «верху»: он был больше по размеру и вызывал большую боль. Автор сообщения пишет, что под этим названием подразумевали большое воспаление и рак, лечили его следующим образом: горсть сухой истолченной травы мать-мачеха смешивали с таким же количеством дегтя, сколько могло вместиться в «поваренку» (почти стакан), наскабливали мыла и прибавляли пшеничной муки, чтобы можно было из этой смеси сделать колобок, который и прикладывали к больному месту. Держали его около суток, но иногда он оказывал свое действие и быстрее: камчуг прорывался и «дурная материя» выходила. При ожогах универсальным средством являлся тертый картофель. Употребляли также растительные масла, взбитый яичный белок, которым смачивали тряпочку и обертывали больное место, и другие средства. Так, в Воронежской губернии тертый сырой картофель прикладывали к обожженным местам. В Костромской губернии ожоги смазывали кипяченым растительным маслом или же прикладывали сырой тертый картофель; в Ярославской губернии употребляли пережженное льняное масло, а также тертый сырой картофель и морковь. В Забайкальской области — конопляное масло. В Кубанской области делали мазь из деревянного или льняного масла с двумя сбитыми яичными желтками.

В Новгородской губернии ожоги лечили белком свежего яйца, смешанным с лампадным маслом и сливками. Ложку лампадного масла, ложку сливок и белок свежего яйца клали в бутылку и взбалтывали. Полученной смесью намачивали марлю, сложенную в несколько раз, или холщовую тряпку, которую прикладывали к ожогам. Когда начинало чесаться или стягивать, примачивали этим составом, не снимая тряпки. От этого средства ожоги заживали очень быстро. Женщина, сообщившая эти сведения, рассказала, что у ее сестры от сильного ожога вся кожа сошла на руке, но благодаря применению этого лекарства она вылечилась в течение 4-х дней. Лечили ожоги также яичным желтком, смешанным с коровьим маслом. В Сибири мокнущие струпья ожогов засыпали пеплом из березовых углей; приготовляли также пластырь из олифы и глины или из постного масла, дегтя и белка. В Енисейской губернии обожженные части тела смазывали дегтем, когда же появлялись открытые раны — коровьим маслом, после чего присыпали пережженной, измолотой в порошок, рожью. В Калужской губернии советовали присыпать обожженное место горохом, истертым в порошок. По описанию С. Н. Мажникова, в городе Ейске наиболее действительным средством при ожогах считался овечий кал. Его немного подсушивали на сковороде, толкли и полученным порошком присыпали обожженное место. Если получалось где-либо нагноение, его смазывали глицерином, а сверху опять посыпали порошком из овечьего кала.

При обваривании употребляли, как при ожогах, главным образом, картофель, морковь, белок куриного яйца и растительные масла, мыло. В Кубанской области, если кто-либо обваривался кипятком, к больному месту прикладывали одно из следующих средств: сырой тертый картофель, сырую тертую морковь, смазывали хорошо сбитым яичным белком, который иногда смешивали с касторовым маслом, прикладывали также капустные листья, смазанные льняным или деревянным маслом. Толкли и варили льняные выжимки — «макуху». Смоченные этим составом холщовые тряпки прикладывали к обваренным местам. Употребляли также: остуженный овсяный кисель, смешанный с картофельной мукой, мел, соль, очищенную соду. Например, при обварении кипятком тотчас же обливали больное место несколько раз холодной водой и потом посыпали содой. Или же накладывали холщовую тряпку, смоченную уксусом, сверх которой насыпали тонкий слой мелко истолченной соли. Как только тряпка начинала высыхать, на нее поливали раствор соли на уксусе. В Енисейской губернии обваренные места лечили также тертым сырым картофелем, белком куриного яйца, реже — деревянным маслом с известковой водой. Кроме того, применяли перегорелый овечий кал. Последний способ применялся и в Кубанской области, но при ожогах. Интересно, что в столь далеких друг от друга местах, как Кавказ и Сибирь, лечили одними и теми же средствами.

Для лечения обмороженных частей брали высохшую черемуху, жгли ее и из золы приготовляли щелок, в который опускали обмороженные руки или ноги. Применение такого средства отмечено в Енисейской губернии. В Калужской губернии при обморожениях употребляли мазь из белой репы. Приготовляли мазь следующим образом: натирали белой репы и кипятили ее с гусиным салом до тех пор, пока репа не становилась красной; потом процеживали смесь сквозь тряпку в холодную воду и застывшей мазью натирали обмороженные члены. В Костромской губернии при обморожении смазывали обмороженные части тела гусиным салом, но особенно хорошим средством считалось ежовое сало. В Донской области при обморожениях принимали натощак отвар лесного дягиля. В Кубанской области смазывали обмороженные части тела гусиным салом или обкладывали толченым льном, или же посыпали золою, полученной от пережигания овечьего кала. При укусах змей обычно перетягивали конечности выше места укуса; для лечения ранок употребляли различные растения. В. Ф. Демич указал целый ряд трав, употребляемых в различных губерниях, например, в Витебской губернии внутрь и снаружи употребляли корень норичника шишковатого. В Воронежской губернии клали на ранку траву сивец луговой; в Пермской губернии для Лечения брали веронику, в Полтавской губернии обкладывали припухшее место свеже истолченной кульбабой вместе с кислым молоком. Клали также на ранку свежую крапиву.

В Иркутской губернии свежие листья травы герани луговой толкли с водой и полученную кашицу прикладывали к ранам. Я. П. Прейн, сообщивший эти сведения, писал, что это средство считалось очень действительным от укуса змей, что, возможно, объяснялось тем, что яд местных змей действовал слабо. Применение герани отмечено и в Кубанской области, где при укусе гадюки высасывали рану и давали пострадавшему пить отвар дикой герани. В Московской губернии в начале 19 века, по сообщению С. Чернова, было найдено удивительное средство от ядовитого ужаления змей. Он приводит способ применения его. Тотчас при ужалении из чубука курительной трубки брали скопившуюся там влагу, которой смазывали укушенное место; через два или три дня, по его словам, опухоль пропадала и яд совершенно истреблялся. Использовали также листья табачной травы, для этого их опрыскивали водою, чтобы они сделались влажными и дали от себя сок, которым и смачивали ужаленное место, прикладывая листья к ране. Этот способ как будто бы был «по опытам признан столь же действительным, как и вышеописанный». Кроме растительных средств, употребляли и другие. Так, в Енисейской губернии раны от укуса змей примачивали парным молоком или прикладывали компрессы из свежего творога.

В прежнее время народ был вынужден обращаться к своим средствам не только из-за недостатка организованной медицинской помощи, но и потому, что тогда наука часто была бессильна в борьбе со многими болезнями. Из растительных средств самым распространенным в лечении бешенства был молочай. Употребление его отмечено у всех восточных славян, причем авторами дается подробное описание его действия. Так, у украинцев укушенному бешеным животным давали щепотку молочая. Если после первого приема в течение дня больной чувствовал попеременно озноб и жар, слабость, головокружение, тошноту и даже рвоту, то это означало, что лекарство подействовало и больной вне опасности. К. С. Горницкий пишет, что этот способ лечения от водобоязни был испытан врачом Зарудным и во многих случаях оказался вполне действенным. Другим автором был указан рецепт приготовления лекарства из молочая. Несколько горстей перемытых свежих корней растения толкли в ступке и затем клали в глиняный сосуд. Сосуд наливали водою, закрывали крышкой и ставили сначала в теплое место, а потом на огонь. По истечении суток жидкость процеживалась и давалась больному натощак через каждые три дня по небольшой рюмке. Оставшиеся корни заливались водою и варились, отвар процеживался и употреблялся три раза в день для примочек к ранам. После каждого приема внутрь у больного обыкновенно появлялась боль в желудке, тошнота и рвота.

Еще одним автором отмечено употребление молочая в виде винного настоя. По сообщению автора, это средство имело широкое применение в Саратовской губернии в 1882 году, тогда как фармакологией оно было мало разработано. Кроме молочая, при укусах бешеным животным применяли дрок красильный, буквицу лекарственную, очный цвет полевой, козелец пурпуровый, ужовник и др. В Трудах Вольно-Экономического Общества середины прошлого века указаны два растения, применяемые от бешенства. Автор статьи писал, что для лечения бешенства употребляли ястребинку волосистую. При этом он сообщал, что бешеная собака покусала его «комнатную собачку». Жалея убивать ее, он поместил собаку в пустом чулане и стал давать ей отвар ястребинки по несколько раз в сутки, этим же отваром промывал ей раны. Чтобы собака пила охотнее, примешивал к отвару молоко. Через 9 дней собака поправилась. Этим же средством, писал он далее, он вылечил двух детей. Кроме отвара растения, он давал им с молоком по порошку 3 жуков цветолюбов, известных под именем золотистой цетонии. По прошествии двух месяцев мать детей пришла благодарить его и рассказала, что дети ее находились в очень тяжелом состоянии, они уже ничего не ели и не пили и не могли заснуть. По принятии же лекарства дети скоро уснули, затем им становилось постепенно лучше и наконец они совершенно поправились.

Академик Лепехин сообщал об употреблении против бешенства пустырника волосистого, называемого дикая крапива, и седача, называемого конопельник. В. Даль писал, что в Саратовской и Тверской губерниях крестьяне употребляли против бешенства золотисто-зеленого жука с поперечными крапинками, носившего название «майка». Находили его в муравьиных кучах, а весною — в цветах розы или шиповника. Его сушили, толкли и давали больному в масле или на меду. «Во всяком случае стоило бы испытать средство это от страшного недуга, с коим мы доселе совладать не умеем», — писал В. Даль. Крестьяне считали возможным проникновение в организм человека через кожу волосатиков. Поверье о волосатиках, проникавших будто бы в человеческое тело, было широко распространено по всей России. Волосатику приписывались различные язвы, появлявшиеся на руках и ногах. Эта болезнь носила название «волос, волосец, волосень». В Архангельской губернии волосом крестьяне называли опухоль пальца, происходившую как будто бы от находившегося под кожей тончайшего волосообразного червя, и считали, что все хронические язвы начинаются от появления волоса в теле. Волосы, по их мнению, входили в человека, когда он бродил босиком в стоячей воде. например, в луговых озерах, из которых летом пьют лошади, оставляя там от своих хвостов волосы. Вот эти волосы на следующее лето якобы и оживали.

В Сибири считалось, что волос чаще всего впивался в человека в стоячей воде и ходил по всему телу, и тогда тело покрывалось ранами; но особенно плохим считалось, если волосец «ощенится», тогда будто бы трудно было выжить его. Эту болезнь называли еще «змеевик», «костоедка». Первыми признаками ее считали затвердение, затем нагноение. Сибиряки говорили, что змеевик чаще всего заводился в коленках и суставах пальцев рук и ног: «то место почернеет и возьмется нарывом, в нем слышится топоток, ровно, как нарывает тело…» Если не лечить и запустить змеевик, то он «объедает мясо и лущит кости», которые «частями отваливаются». А. С. Рогович писал, что у украинцев в болотистых местах Стародубского уезда в продолжение лета на пальцах появлялась болезнь, называемая волосень. Болезнь эта развивалась очень быстро, сначала на больном месте появлялась краснота, потом опухоль, переходившая в нагноение. По мнению местных жителей, она происходила оттого, что пресноводный червь, водившийся в этих местах в большом количестве, впивался под кожу и там как паразит размножался. О волосатиках — круглых червях, обитающих в воде упоминал акад. Паллас. Он сообщал, что много волосатиков находится в Валдайском озере. Но о проникновении их в тело человека ему, по его словам, там не приходилось слышать, в то время как в Поволжье ему об этом рассказывали.

Народ приписывал волосатику возникновение болезни «костоед». В связи с существованием верования в возможность проникновения в тело разных мелких животных, воспалительный процесс при костоеде, ведущий к разрушению костей от нагноения, напоминал действие червяка, который точит кость. Как замечали крестьяне, «волосец», заводился как у взрослых, так и у подростков, которые в детстве или возрасте страдали золотухой. Было также замечено, что если палец сорвешь, да потом в грязной воде руки держишь, ну, змеевик и вселится в ранку, потом и пойдет точить палец до кости. Таким образом, крестьяне правильно подметили ряд причин заболевания, однако их наблюдения, что чаще заболевают люди, имеющие дело с водой, дали им повод считать, что червь, иногда водящийся в большом количестве в стоячих водах, также являлся причиной болезни. А так как этот червь имеет нитевидно-тонкое буроватое или черное тело, похожее на волос, то он получил название «волос». В связи с этим сходством существовало поверье о происхождении волосатика из волоса, утерянного лошадью. Крестьяне Сибири подразделяли волос на «сухой» и «мокрый». Считали, что при сухом волосе бывают колики и ноют кости, особенно к непогоде; больной должен лежать в постели. По их мнению, сухой волос поддается лечению довольно трудно. Больному назначалась пресная еда. Мокрый волос, по народному наблюдению, сопровождается злокачественными «провалами», образующимися чаще всего у коленной чашечки.

Лечили эту болезнь различными средствами. Например, в Архангельской губернии щелочными ваннами, так как были убеждены, что волос выходит из тела в щелочную воду. В Нижегородской губернии способ лечения «волосатика» назывался «отливанием». Он производился следующим образом: в «отхожей избе», где никого не было и куда «чтоб стук и гул сторонний не достигал», ставили какую-либо посуду с теплым щелоком, куда больной и ставил свою ногу; такие ванны делали в течение нескольких дней; говорили, что волосатик выходил из ноги и «случалось», как отметил автор этой заметки, «что нога заживала». В Донской области сжигали таволгу и из золы ее делали щелок, которым и парили больное место. В Новгородской губернии волосатика «выгоняли» таким способом: на дно горшка или кадочки клали песок, затем наливали теплую воду; больной опускал в нее руку или ногу, накрывался одеждой, а знахарь начинал наговаривать. Когда вода остывала, то конечность вынималась. Так как рана обычно запускалась до последней степени и не промывалась самими больными, то из нарыва выходило очень много гноя, который располагался на песке нитями или хлопьями, похожими на волос; знахарь же, указывая больному на этот гной, говорил, что у него столько «волосу» вышло.

У украинцев для лечения собирали «девять колосков» из ржаной соломы, обкладывали им больное место и медленно поливали колоски теплым щелоком. Щелок приготовлялся из обыкновенной древесной золы, которая первоначально просеивалась, затем заливалась водою и парилась в горшке. Этот способ лечения повторялся до тех пор, пока больной не чувствовал облегчения. Автор делал при этом примечание, что если после обливания щелоком больного места, колоски приблизить к свету, то на них даже невооруженным глазом можно было заметить чрезвычайно тонкие волоски, свободно двигающиеся в различные стороны. В Забайкалье костоеду лечили травой котовиком, называемом душницей. Говорили, что когда никакие медицинские средства не помогали, лечение душницей давало хорошие результаты. Траву заваривали и делали из нее ванны. От такого лечения, как будто бы, «волосцы» выходили из раны, которую после этого заживляли пластырем. Кроме ванн, применяли и другое лечение. Так, в Енисейской губернии лечили солодом, который клали на печь и, когда он хорошо распаривался, прикладывали его к ранам, часто меняя. В Тобольской губернии брали листья разноцветной фиалки, намазывали их салом и прикладывали к больному месту. На Урале сушеные листья белокрыльника болотного разваривали в молоке и прикладывали на тряпочке к пальцу, пораженному «змеевцем» (костоедом). В Пермской губернии истолченный свежий корень этого растения также привязывали к больному месту. В Сибири натирались топленым медвежьим жиром.

Поверье о волосатиках, причинявших якобы болезнь, выражающуюся в появлении долго не заживающих ран и нарывов, бытовало в деревнях и в 30-х годах прошлого столетия. Вот рассказ одного из сельских жителей бывшей Костромской губернии: «Я не верил, а вот на факте пришлось убедиться, что волос есть. Заболела раз у меня нога, распухла, почернела, где почешешь там нарыв вскочет, а потом провал. Так от колена до лапы было 12 нарывов. Обращался в больницу, давали ихтиоловой мази и другие лекарства — не помогало. Жена говорит: «Это у тебя волос». Я не верю. Вот давай попробуем позвать бабку. Она сказала, чтоб ногу погрузили в теплый щелок. Опустил ногу, потом жена стала волосы находить. Вот одела она меня как покойника во все чистое, белое, ничего суконного или овчинного не надела. Сел, ногу опустил в воду со щелоком и заснул. Просыпаюсь, вынул ногу. Жена стала находить в щелоке волосы; белые, черные, всякие, разной длины. Такое количество этого волоса, жена сказала: «ты только не удивляйся, а то он выходить не будет». Вот тут то мне и пришлось поверить в волос. Сидеть нужно ночью, в тишине, чтобы ничего не стучало, не бренчало, кошку выкидывают, часы останавливают, чтобы не тикали. «Волосатик» шума не любит и выходить не будет. В щелок кладут «нешитую» иглу и серебряное кольцо или серебряный гривенник для чего не знаю.

Стала нога улучшаться, проходить. Пошел я к врачу. «Ну вот значит помогает?» «Только не от тебя» подумал я. Вылечился и с тех пор не баливал. «Волос» есть, пришлось убедиться на факте». Приведенный рассказ дает образное представление об этой болезни и способах ее лечения, сопровождающихся магическими приемами. В той же губернии один из народных лекарей — специалист по лечению костоеды, считал, что волос — это живое существо и если болезнь не лечить, то он войдет в глаза, в лицо и «с этого помирают»; или же, если волос доходит до сердца, то человек также умирает. Лечить — «это значит выгнать поселившийся у человека полос». Лечил он путем «отлива». По описанию одной крестьянки у нее болела нога. К ней пришел лекарь и принес 12 плеток конского щавеля, листья оборвал, обварил кипятком и макобками привязал их к больному месту. Велел нагреть горячей воды и ногу поставил в корыто с горячей водой: «как только нога терпит». Он черпает из корыта ковшом воды и поливает ногу. После 100 ковшей смотрит на привязанный щавель, не вышел ли волос. Затем повторяет отлив до 3-х раз, каждый раз выливая 100 ковшей, после каждого отлива спрашивает: «Замерла?» Больная должна ответить: «Замерла». «Замрет?» — «Замрет». После 3-х раз отлива лекарь берет плетки (конский щавель) кладет в корыто и спрашивает: «Никак сразу брать?» «Сразу», — должна ответить больная. По словам лечившейся, на плетках действительно было каждый раз множество каких-то волосьев. Отлив лекарь делает в любое время дня, только чтоб тихо было в доме, иначе ни один волос не выйдет.

Плетки с «волосом», брошенные в корыто, нужно вылить в место, где никогда не ходят. «Отливы эти повторял он несколько раз и поручал ей самой делать, когда уходил. После отлива раны смазывал особым составом, куда входили: керосин, нашатырь, а сверху посыпал порошком, изготовленным из обыкновенной речной раковины, пережженной на сковороде и мелко истолченной в порошок, и завязывал ногу. Это лечение продолжалось несколько месяцев, нога не только Не проходила, но болела все больше, ее раздуло, разнесло, а потом все зажило. Это ли помогло или перемена пищи (осенью появилось мясо в меню), трудно сказать». Сибирская язва являлась очень распространенной болезнью в Сибири, где в прежнее время она почти никогда не прекращалась; появлялась она летом. В те годы, когда она сильно свирепствовала, погибали тысячи голов крупного рогатого скота. Заболеванию сибирской язвой подвержены также люди. Название сибирской язвы не совсем правильное, так как эта болезнь встречалась не только в Сибири, но и в Европейской части России, особенно там, где было наиболее развито скотоводство и овцеводство. Так, например, в Донской области, как писал один из авторов работы по этой области, «Сибирка обща всем округам». Один из исследователей народной медицины П. А. Городцов написал специальную работу по сибирской язве, напечатанную в 1924 году. В ней подробно описывает взгляды крестьян и знахарей на происхождение и различные формы этой болезни.

Сибирскую язву крестьяне подразделяли на «нутреную» и «наружную», или «верховую». «Нутреная» болезнь, по описанию крестьян, развивалась внутри организма и не имела никаких внешних признаков за исключением глаз, которые становились как будто бы мутными и покрывались синеватыми пленками. «Наружная», или «верховая», болезнь характеризовалась появлением на теле чирья и подкожных опухолей; она в свою очередь подразделялась знахарями и крестьянами на два вида: «черьевая» болезнь и «поплавная» болезнь. «Черьевая» болезнь имела накожную опухоль с гноящимся чирьем на вершине ее; «поплавная» же проявлялась в виде подкожной опухоли, которая очень быстро увеличивалась и расходилась под кожей, как бы расплывалась, откуда и получила очень меткое название «поплавной». Знание этих форм крестьяне считали чрезвычайно важным для лечения этой болезни, так как каждой форме соответствовало определенное лечение. Самой тяжелой болезнью считалась «нутреная», она почти всегда имела, по словам крестьян смертельный исход. Указанную форму, по мнению знахарей, можно было только тогда излечить, когда удавалось выгнать ее наружу в виде чирья. «Наружная» болезнь сибирской язвы в форме «поплавной» считалась очень тяжелой болезнью, ее также надо было выгнать наружу в виде чирья. Если это удавалось, то была, по мнению крестьян, надежда на выздоровление, тем более, что считалось, что ее легче было выгнать наружу, чем «нутренюю».

Интересен оперативный способ, применяемый знахарями в лечении сибирской язвы в Донской области. Прыщ разрезали крестообразно, глубоко; рану присыпали сулемой, камфорою с табаком и нашатырем, или прикладывали на рану припарку из листьев табака, размоченного в горячем уксусе; внутрь давали возбуждающее лекарство, обыкновенно рюмку водки с нашатырем. При этом автор этого сообщения, относящегося к 1863 году, отмечал: «Так почти постоянно лечится в Донской области сибирка, как просвещенною медициною, так и простонародьем, с прибавлением нашептывания знахарей». В Тобольской губернии при лечении сибирской язвы, через опухоль продевали мочалу или два-три волоса, которые связывали в узел, ранку смачивали дегтем, сулемой или квасцами. Каждый день один-два раза теребили мочалу или волосы. Через некоторое время защемленная часть кожи отмирала и отпадала. Это лечение называлось «задергиванием заволок». В 1914—1915 годах, по сообщению П. А. Городцова, в Тюменском округе чирий и подкожную опухоль при этой болезни знахари считали необходимым вскрывать. Более новым способом являлось вскрывание чирия ножом или шилом. После вскрытия нарыва применяли второй оперативный прием: от свежего лыка отдирали тонкую и прозрачную полоску, которую в свою очередь расслаивали на еще более тонкие полоски; полученную тоненькую шелковистую полоску смачивали с обеих сторон слюною, обсыпали мелко истолченным порошком сулемы и пропускали через чирий с помощью большой иглы. Операция эта носила название «делать заволоку».

Заволока должна была входить как можно глубже в чирий, но ни в коем случае не задевать непораженного болезнью места. Чтобы она держалась, делали узелки на концах. Сверху накладывали повязку из крапивы и табака. Этот способ способствовал лучшему истечению гноя и скорейшему заживлению раны. Указанное лечение применялось как к людям, так и к больным животным. Наружную форму сибирской язвы в том случае, когда заволока была сделана, а гной не шел, признавали опасной и ее лечили, по выражению крестьян, «прижиганием», т.е. обливали горячей смолой и затем накладывали повязку из толченого «денежника» (сорной травы). Внутреннюю болезнь лечили отваром «горькой» травы, т.е. лютика. Отвар лютика изготовляли следующим образом: в горшок клали траву, которую заливали горячей водой; горшок плотно закрывали и ставили в печь «на вольный дух», т.е. после того, как печь протопилась. Когда отвар хорошо и крепко настаивался, горшок вынимали. Лечили людей и животных одинаковым способом. Лютик употреблялся и как профилактическое средство. Как только начиналась сибирская язва, крестьяне толченым лютиком посыпали ломти хлеба и давали лошадям и коровам три раза в день. Это средство считалось очень хорошим, и при применении его якобы скот не подвергался заболеванию. Народные способы лечения не оставались без изменения. В 1916 году, в том районе, где были записаны вышеуказанные способы, вспыхнула очень сильная эпизоотия сибирской язвы.

И тогда знахари посчитали, что отвар лютика не приносит существенной пользы. Они стали применять мочу здорового человека и конопляное масло. Целебная сила их, по заявлению знахаря, состояла в том, что ими очищался и укреплялся желудок и кишечник и выгонялись наружу «нутреная» и «поплавная» болезни. Прежде на чирии и опухоли после заволоки прикладывали горячие припарки и смазывали мазью из синего купороса и яри; с 1916 года они уже признавались вредными. От них, как считали, у больного сильно повышалась температура и от «непосильного жара» наступала смерть. Полезным стали признавать холодные примочки, как жаропонижающее. За неимением в деревнях льда употребляли глину, смоченную в холодной воде, смешивая ее со снегом. Снег всегда имелся в хозяйстве, так как им набивали погреба. Находили, что при таком лечении чирий скорее выйдет наружу. П. Городцов, записавший эти способы лечения, высказал предположение, что изменение народных способов лечения произошло, вероятно под влиянием и при участии представителей научной медицины; но, когда он сказал об этом знахарю, сообщившему ему новые методы лечения, тот заявил, что в течение лета 1916 года, когда у них свирепствовала сибирская язва, к ним никто из врачей не приезжал и что они сами дошли до этого изменения «своим умом и своим опытом».

«Ломотные» заболевания простудного характера, а также различные воспалительные опухоли, лечились втиранием различных мазей. Из «ломотных» заболеваний наиболее широко был распространен ревматизм, или, как его называли в деревнях, «ломота». В связи с сильным распространением этой болезни для лечения применялось большое количество «снадобьев». Значительное место среди них занимал муравьиный спирт («мурашиный спирт») или «водка из черных мурашей», как его называли в Сибири. В Сибири приготовлялся он следующим образом: весною брали чистую бутылку, ставили ее в муравьиное гнездо, иногда горлышко смазывали коровьим маслом; бутылку оставляли до тех пор, пока она не заполнялась «мурашами»; затем ее затыкали и ставили в теплое места. Получался муравьиный настой. Он употреблялся не только при ревматических болях, но также и от опухолей и даже им можно было «легонько» мазать больные глаза, как говорили сибиряки. В Витебской губернии способ получения муравьиного спирта был несколько иной. В бутылку наливали ложки две меда и зарывали в муравейник, оставив на поверхности одно горлышко. В течение суток в бутылку набиралось много муравьев. Ее вынимали, закрывали и замазывали в сырой ржаной хлеб, который сажали в печь, чтобы он испекся. Затем хлеб разламывали, высыпали муравьев из бутылки в чистый мешочек и выдавливали сок.

Особенно славилось «мурашиное» масло, которое, считали, помогало от всех болезней. Однако как говорили сибиряки, его редко кто имел, «только на счастливого дается». Где-нибудь в глухом месте на большом муравище стоит в пленочке, как в блюдце, чистое-чистое желтое масло. Ни в чумашке, ни в туязке, ни в горшке его не унесешь; надо фарфоровую посуду или стеклянную; а то уйдет». В Витебской губернии «муравейное масло», кроме помощи от всяких недугов, ломоты в членах считалось приносящим счастье. По описанию крестьян, это желтый, густой, с крепким запахом комок величиною с яблоко выходит на поверхность муравейника преимущественно в ночь на 1-ое августа для «пересушки», с восходом солнца начинает таять и стекать в муравейник». При ломоте костей больного натирали также отваром муравьев, взятых из «дубового муравейника», или отваром «ядловца», т.е. ветвей и ягод можжевельника. Этими же средствами пользовались и белорусы. Для лечения ревматизма приготовляли также масло из дождевых червей и спирт из измельченных мухоморов. Так, в Вологодской губернии мухомор разрезали на мелкие части и клали в бутылку, которую крепко закупоривали и закапывали в землю на 6 недель. В бутылке получалась масса, которую и втирали при ревматизме.

У белорусов бутылку с мухомором для тех же целей зарывали в навоз, где она оставалась в течение трех недель. Употребление мухомора при ревматизме отмечено также в Сибири и в Кубанской области. В последней больные места натирали порошком из сушеного мухомора, размешанного с горчицей и крепким настоем перцовки. А. Ордынский в «Сибирской газете» за 1888 год отмечал, что мухомор в небольших дозах обладает свойством быстро восстанавливать утраченные силы. В этом отношении он не уступает Перуанскому красному дереву, из листьев которого добывается кокаин. Для втирания при ломоте приготовлялась также водка из едкого лютика, действие которого на кожу равносильно действию шпанской мушки — она «шибко натягивает пузырь». Для натирания при ревматизме употреблялись распаренные ветки крапивы коноплевой. В Новгородской губернии при ишиасе и ревматизме натирались настойкою из крапивы, которую надо было собирать в июне и сушить в тени; изготовляли лекарство следующим образом: брали сушеный цвет крапивы (щепотку) и стручок красного перца, заливали их лампадным маслом, прибавляя камфарный спирт; затем закупоривали и ставили в теплое место. Через 1—2 дня получалась настойка коричневого цвета, которой натирали больные места. На Кубани с этой целью делали настойку из корней крапивы, полевой лебеды и горького красного перца.

Иные заваривали эту смесь и пили как чай. От колотья и ломоты при простуде или ушибе брали бодяк ланцетолистный, стебли которого парили в печи в плотно закупоренном горшке, полученным настоем мыли больные места. При ревматических опухолях прикладывали припарки из льняного семени: семя толкли, заваривали кипятком и прикладывали к опухшему месту. При ломотных болях употреблялся багульник болотный. В Сибири от ревматизма носили в стельках волчье лыко или клали ноги в свежие березовые листья. В Костромской губернии ломоту в ногах лечили натиранием горчицей, затем прикладывали льняные охлопки, смоченные мочой, растирали керосином с солью. Интересно отметить употребление голомянки — мелкой байкальской рыбы, живущей в очень глубоких местах. Вытопленный жир из нее считался лучшим, хотя и дорогим, средством в лечении ревматизма в Забайкальской области. Но, кроме втираний, при ревматизме применяли и другие способы лечения. Так, в Костромской губернии делали ножные ванны, для чего кипятили мочу в печи, потом клали туда овес, который распаривался, и затем «как только можно терпеть» опускали туда ноги. В Кубанской области во время сильной жары, после дождя, хорошо укрывшись, ложились в солончаки (рапу) и обкладывали ею больные места. Раннею же весною, когда навоз в кучах начинал перегорать, его раскапывали и в раскопанное место сажали больного, обкладывая его навозом.

Через полчаса или час, иногда и через два часа, больного вытаскивали из кучи, надевали на него шубу и сажали на хорошо истопленную печь. В Забайкальской области хорошим средством при лечении ревматизма считали укусы ос и пчел. Из внутренних средств при этой болезни самым распространенным было применение брусничника с листьями и цветами, иногда и с корнями. Его кипятили до тех пор, пока вода не становилась темно-шоколадного цвета. Пили его как чай. Иногда же брусничник настаивали на вине и бутылку, поставленную в овес, парили в печи, что отмечено, например, в Костромской губернии. Он применялся как в Европейской части России, так и в Сибири15. Пили также калган, корни шиповника, настоянные на вине, листья ясеня и другие растения. Народное определение грыжи не всегда совпадало с медицинским. Народ называл грыжей не только всякую наружную опухоль, но и всякую застарелую боль в животе. Грыжа носила еще название «грызь». Под этим словом подразумевали резь, боль, ломоту, ноющую острую боль, происходящую от различных болезней живота. Грыжа, по народному представлению, появлялась в результате «надсады», когда «пуп сорвешь». По определению А. Макаренко, под грыжею крестьяне Сибири подразумевали, кроме известных случаев местных нарушений строя внутренностей и выхода их наружу от различных внешних причин, еще и те виды болезненного состояния «нутра», которые имеют острое и длительное течение «грызущего» свойства.

К ним относились разнообразные страдания желудка, кишок, половых и мочевых органов, пупка, кровеносных вен и костей. От грыжи применяли, например, в Вологодской губернии очиток и горечавку, одно из названий которой — грыжиная трава. Очиток считался особенно «верным средством от грыжи». Высушенную траву — горечавку, вместе с цветами и листьями парили в печи и отвар давали пить больным грыжею; некоторые варили растение в молоке. Лечили грыжу также обыкновенным дегтем, который пили, начиная от полрюмки и постепенно увеличивая дозу. Простудные заболевания, сопровождающиеся обычно ознобом, лечили, главным образом, теплом. Как уже говорилось, особенно большое место в лечении этих болезней занимала баня. Принимали также широко известные потогонные средства, как настои ромашки, сухой малины, липовых цветов и многие другие травы. Хорошим средством от простуды считали водку. При горловых болезнях, которые всегда приписывались простуде, применяли различные потогонные средства, смазывали шею салом, медом, прикладывали припарки. Так, в Калужской губернии, если у кого болело горло, то употребляли мазь, составленную из перекипяченного меда и коровьего масла. В Енисейской губернии к больному месту прикладывали золу. В Черниговской губернии при болезни горла разогревали на сковороде гречневую крупу и, ссыпав в чулок, повязывали вокруг шей. Из наиболее употребительных растительных средств, при горловых болезнях считалась лапчатка серебристая, которая получила название «горлянки».

Это растение широко применялось во многих местах России. В Тульской губернии при горловых болезнях употребляли отвариваемый в квасе денежник, считали, что он смягчает и разводит мокроту; горлянка, в виде чая или оттапливаемую с водою и подслащенную медом; зорю дикую, отваренную в молоке или квасе и также подслащенную медом. А в Минской губернии — чеснок, жаренный с маслом. От кашля принимали также главным образом растительные средства — богородскую траву, цветы бузины, буквицу, девясил высокий, волчеягодник, калган, крапиву, мать-мачеху, чернобыльник и другие. Например, в Новгородской губернии от кашля с мокротой «охрачного» пили отвар из крапивы, мака, ячменя; от сухого кашля применяли клюкву, бобы, тыквенное и огуречное семя. В Пензенской губернии пили отвар из ржаной соломы или девясила. Приготовляли его следующим образом — ту или другую траву клали в горшок, который плотно закрывали или замазывали, и ставили в печь; через день или два навар считался готовым. При кашле простудного характера в Енисейской губернии пили настоянную на воде сосновую «мочку». В Гродненской губернии толкли две головки чеснока, прибавляли к нему свиного сала и два яйца, полученною мазью натирали в течение трех дней ноги до колен, особенно подошвы, из дома старались не выходить. В Кубанской области срезали листочки молодого жита, заваривали их как чай и в горячем виде давали больным.

Или же приготовляли маковое молоко, которое пили с сахаром утром и вечером по стакану. Вечером же перед сном давали потогонные средства: настой малины, бузины, ромашки или шалфея. Делали также ножные ванны с примесью одной или нескольких пригоршней горчицы. У украинцев пили настой: цветов, липы, бузины, ромашки, медвежьего уха, плодов малины; пили также горячее молоко со стручковым перцем. Сбитые яичные белки с сахаром давали детям через каждые полчаса или час по чайной ложке. К горлу прикладывали тепловатую золу, в суконные чулки насыпали сухую горчицу, а на ночь давали потогонные средства. Во время лечения запрещалось есть холодное, соленое и кислое. Этот способ лечения отмечен в Кубанской области. От головной боли употребляли листья капусты, хрена, свеклы, так как по народному представлению они вытягивают жар. В Енисейской губернии нарезанными пластами капусты (безразлично — соленой или сежей) обкладывали голову. В Саратовской губернии брали для этого кислую капусту. В Тобольской губернии к голове привязывали хрен. В Пензенской губернии также прикладывали ко лбу и вискам тертый хрен, или же листья капусты или лопушника, в Закарпатье — тертый картофель. В Кубанской области от головной боли и мигрени смачивали голову кислым молоком, бурачным рассолом или холодной водой, а также собирали майских жуков, высушивали их, растирали в порошок, посыпали им квашеное тесто и прикладывали его за уши.

Через некоторое время делался от этого нарыв, а боль головы и, если было, головокружение — проходили. Прорвавшийся нарыв посыпали крахмальной мукой. Если же предполагалось, что причиною болезни являлась кровь, налегающая на голову, то на шею и спину ставили кровососные банки, что отмечено, например, у украинцев. При туберкулезе хорошим средством считалось парное молоко, часто вместе со свиным салом. В Вятской и Новгородской губерниях молоко смешивали с толокном, а в некоторых местах Рязанской губернии употребляли молочный отвар овса. В Томском крае этот отвар приготовляли следующим образом: в кринку молока клали овес и ставили часа на два в печь «преть». Затем процеживали и пили в теплом виде по 1—2 стакана в сутки. Лечили туберкулез также ландышем и алоэ. В Костромской губернии отмечено употребление настоя, приготовленного из корней шиповника и малинника, овса, ячменя и пшеницы. Указанные растения парили в печи в течение трех дней. В Новгородской губернии «масло» из цвета черемухи употребляли при начальной стадии туберкулеза. Цветы черемухи клали в глиняный горшок, наливали немного водки и закрывали крышкой. Затем замазывали тестом и ставили в теплую печь. Получалось «масло», которое принимали по 10—15 капель.

В Витебской губернии от чахотки употреблялась настойка из березовых почек. Для лечения ее использовали также редьку с черной кожицей, натирали и пили редечный сок по рюмке натощак 3 раза в день. После приема его хочется в начале спать, делается испарина, льется пот; затем появляется хороший аппетит, что помогает человеку поправиться. Применение редьки от чахотки отмечено и у украинцев. Украинцы, кроме того, лечили начинающуюся чахотку сушеными ягодами земляники, употребляемыми в виде чая. В Кубанской области один или полтора пуда ячневой муки, насыпанной в полотняный мешок, кипятили в продолжение 24 часов. Так как вода в котле выкипала, ее периодически добавляли. В мешке получалась хлебная кора, а внутри ее «размазня», которую и советовали употреблять вместе с парным молоком в течение четырех недель и более. Указывается, что при применении этого «лекарственного вещества» были «несомненные случаи исцеления» от туберкулеза, особенно в начальной его форме. Под словом «нутро» крестьяне подразумевали живот вместе со всеми его внутренними органами, скрытыми под брюшным покровом. «Нутро болит», «Нутром маяться» — этим выражением в Сибири назывались многие болезненные явления в области живота, вызываемые разнообразными причинами. В Новгородской губернии при болезнях живота говорили: «утробой маюсь».

При поносе считалось необходимым «поправить» желудок голодом; ели черствый хлеб, выпивали чарку водки. В большом употреблении был настой и отвар черемухи, черники, смородины, калины и сушеных груш; яйца, сваренные в крутую. В Вологодской губернии и повсеместно сушеные ягоды черники считались отличным средством от поноса. В Сибири говорили, что сушеные ягоды черники «скрепляют». Хорошим средством от поноса повсюду считалась черемуха. В Вологодской губернии для этого употребляли сырые или сушеные ягоды. Для взрослых заваривали сушеные ягоды в чайнике, который ставили в вольную печь, чтобы крепче настоялось; приготовляли также отвар из свежесодранной черемуховой коры. В Приаргунском крае спелые ягоды «черемхи» служили «обыкновенным народным лекарством» против «натужных поносов» (дизентерии), В Енисейской губернии, чтобы остановить понос, советовали есть «пироги из молотой черемухи» или жиденькую кашицу из нее. Использовали и цветы черемухи. У белорусов черемуха носит название колоколушина или калуша. Во время весенней бесхлебицы или осенью в прежнее время бывали в деревнях чуть ли не повальные желудочные расстройства. Больной находил дерево черемухи и ел ягоды до «коляносци, одубения языка», и болезнь тогда «как рукой снималась».

Из других растений при поносах применяли: просвирник (мальву), калган, конский щавель. В Новгородской губернии, например, при поносах, когда имелась боль, употребляли калган. Корни калгана клали в бутылку до половины и заливали их водкой; бутылку крепко закрывали. Пили 2—3 раза в день по глотку или по столовой ложке. Считали достаточным принять это лекарство 1—2 раза, и болезнь проходила. В Костромской губернии при поносе лечили листьями подорожника, из которых делали навар в горшке. Хорошим средством от простого и кровавого поноса считали «раковые шейки». В Вологодской губернии корень этого растения разрезали на куски, клали в горшок и облив водою, закупоривали и ставили в вольную печь, когда они хорошо разопреют, давали пить, особенно детям. В Тульской же губернии корни раковых шеек оттапливали с квасом и пили от желудочных болезней, порошок из них принимали от кровавого поноса. При запорах было распространено употребление oгyречного рассола, простокваши, сыворотки, деревянного масла и др. К слабительным средствам относились также морковный сок, настой сырой свеклы, отвар рябины, кора крушины, последняя считалась в Саратовской губернии настолько сильно действующей, что называлась даже лошадиным слабительным.

В Новгородской губернии отмечено применение отвара рябины, коры крушины, огуречного рассола. В Казанской губернии употребляли ревень. Отвар этого корня принимался также при поносе и боли живота. В Воронежской губернии употребляли огуречный рассол с медом. В Приаргунском крае пили «дристун корень». Автор указанной заметки отмечал, что это одно из отличнейших слабительных средств, в малых дозах и в молочном отваре, по его Сообщению, он действует как ялапный корень, но не так отвратителен, как последний, а потому он считал, что следовало бы обратить на него особое внимание!» В Пермской губернии при запоре употребляли высохший дождевик, известный под именем порховицы. Брали несколько порховиц и настаивали в горячем вине или только смачивали вином, затем выжимали и пили. Больные в тот же день чувствовали от того облегчение. При этом пользовавшиеся этим лекарством как будто бы никогда больше не болели. От боли в желудке употребляли настой березовых почек (отмечено в Курской губернии). В Минусинском округе пили отвар и настой каменной полыни. Академик Паллас сообщил, что жителям от города Мурома до Волги была известна трава «молочайник» (молочай болотный). Свежий сок или сухие коренья этого растения употребляли вместо слабительного.

Это средство, по словам академика Палласа, хотя и весьма пряно и обыкновенно причиняет небольшую рвоту, но никогда не делает рези в животе. Кроме того, жители говорили о целительных свойствах этого лекарства и при других болезнях: при сильных «переменных» горячках, внутренних затверделых опухолях и др. В костромской губернии от боли в желудке, от язвы пили настойку из мухомора. Шляпки мухомора клали в бутылку и герметически закрывали. В бутылке шляпки мухомора постепенно растворяются. Пили эту настойку 3—4 раза в день по 3—4 капли. По словам крестьян, если выпьешь 5—6 капель, то уснешь, а потому ее употребляли и как снотворное. У белорусов при желудочных спазмах употребляли также питье из сушеных мухоморных шляпок. Хорошим средством от изжоги считали гречневую крупу, которую советовали жевать по щепотке, пшено и крошки хлеба, остающиеся на ноже при резке хлеба. Употребляли также мел и хорошо высушенную глину. Воспаление почек лечили можжевеловым квасом. Приготовляли его следующим образом: свежие ягоды можжевельника толкли в ступе, затем заливали их водой и ставили в «вольную» печь. Давали также пить свекольный сок, настой тыквы. Хорошим средством при болезни почек, по сообщению Д. В. Найдич, являются зерна от сливовых косточек, их надо есть по 20 зерен три-четыре раза, делая при этом трех-четырехдневный перерыв.

От камней, образующихся в мочевом пузыре, пили отвар высушенных плодов шиповника. Печень лечили крапивой. Для лечения крапиву собирали в мае или в первой половине июня, сушили ее на «вольном воздухе». Две ложки сушеной крапивы заваривали в чайнике как чай и пили три раза в день по 1—2 чашки. Крапива вообще считается полезной при всяких воспалительных процессах. При отложении солей имеется следующий сибирский рецепт: взять 250 граммов кедровых орехов, снять пленку с ядрышек и залить водкой; настаивать в течение сорока дней. Полученную настойку пить, начиная с 5 капель в день, на следующий день 10, затем 15 и т.д., доведя до 25 капель, потом пить 5, 10, 15, 20, 25 граммов в день. Лечение продолжается в течение месяца. Приведем один из народных способов лечения рака. Весенние побеги калины сушат в печи; осенью собирают лепестки цветов ноготков и также сушат в печи. Затем берут то и другое поровну и делают настойку. Крестьяне умели различать формы и симптомы некоторых болезней, иногда они правильно объясняли причину заболеваний, но этим часто правильным наблюдениям придавалась также часто какая-то таинственная форма. Например, в Казанской губернии, по сообщению проф. Н.Ф. Высоцкого, в конце прошлого века лихорадка представляла самую частую болезнь.

Насколько часты и злокачественны были лихорадки в Казанской губернии, доказывает то, что в 3 верстах от Казани был в 1687 году основан монастырь в память 9 мучеников и что основание монастыря ставили в связь с большим количеством «трясовичной болезни». По преданию, больные приходили сюда на поклонение для получения исцеления. Эти представления находят отражение в иконах и лубочных картинках: для избавления от болезни крестьяне заказывали особые иконы, так, например, была очень распространена икона св. Сисиния с 12 лихорадками в виде обнаженных женщин, поражаемых ангелом. В слободе Холуе Владимирской губернии в Тихвинской церкви имелось настенное изображение этого сюжета, объясняемое тем, что здесь, особенно весной, были очень часты лихорадочные заболевания. Иконописью в этой слободе занимались с давних времен. Холуйские иконописцы писали иконы святых, помогающих и от других болезней. В Кубанской области избавительницей от всевозможных «корчей и трясучек» считалась Параскева-пятница. О степени распространения лихорадки показывают также и ее многочисленные названия. Правда, надо оговориться, что к лихорадочным заболеваниям народ часто относил и другие болезни (например, тиф), при которых жар и озноб представляют характерные явления.

Кроме таких общих названий, как: лихоманка, трясуха иди трясця, как говорят украинцы, есть названия: гнетуха, кумоха, китюха, бледнуха, знобилка, ворогуша, и много других. О лихорадке существуют даже пословицы: «Лихорадка — не матка: треплет, не жалеет». «Лихорадка пуще мачехи». Лихорадки представлялись в виде женщин или в виде у целой семьи, состоявшей из 12 сестер, которые трясли и мучили человека. Представление лихорадочных заболеваний в виде женщин отмечено еще И. Лепехиным в Нижегородской губернии, где в городе Арзамасе он встретил офицера, который, нападая на врачей, превозносил «покойной бабушки лечебник». Офицер «под именем лихорадки разумел не знаю каких-то девять крылатых сестер, — писал И. Лепехин, — неприязненных человеческому роду, которые в земных челюстях содержатся на цепях, и когда их спускают, тогда без милости нападают на людей. Они столь вредны, что когда им много дела, одним мечтательным поцелуем причиняют трясавицу, и обитают в одержимых лихорадкой. Щастлив тот, — продолжает он, — когда прикоснется к кому лихорадка во время много немоществующих: ибо они, будучи заняты делом, из одного больного к другому перелетая, не так долго трясут, и дают отдыхать болящим, а в самые сестер недосуги приходят иногда через день и через два».

Из этого описания видно, в какой чрезвычайно интересной форме в народном представлении объяснялся перемежающийся характер лихорадочных заболеваний (малярии), который народ подметил совершенно правильно. Но происхождение лихорадочных приступов объяснял тем, что эти «крылатые сестры» перелетали от одного больного к другому и от количества заболевших зависела форма лихорадки (каждодневная, трехдневная). Существует большое количество заговоров от лихорадочных болезней. В этих заговорах приводятся различные названия лихорадок в зависимости от их действия на человека. В Приаргунском крае в заговоре говорится об избавлении от «дауницы, желуницы, Жилиной, костяной, мозговой, денной, ночной, полуденной, полуночной, от утренней и вечерней». Дауница — лихорадка, которая давит, желуница — которая окрашивает лицо в желтый цвет. В Архангельской губернии лихорадку подразделяли: «знобея, что всего знобит — не согреваешься ничем, и все на печь лезешь; бывает оглухица — завалит тебе оба уха, ничем не промоешь; желтая бывает: весь ты цветом таким оцветешь, «что горит на привозных ситцах». В одном из заговоров, приведенных В. Ф. Демичем, каждая лихорадка называет свое имя: «трясея, не может тот человек (на которого она нападает) согреться в печи»; другая «огнея, как разгораются дрова в печи, так разжигает во всяком человеке сердце». Третья «ледея»: «знобит род человеческий, что тот человек и в печи не может согреться». Четвертая, «гнетея»: ложится у человека у ребра, аки камень, здыхает, здохнуть не дает (воспаление легких, плеврит). Пятая «хрипуша… у сердца стоит, душу занимает, исходит из человека с хрипом». Шестая — «глухая» — та ложится у человека в голове и уши закладывает; тот человек бывает глух». Седьмая — «ломея: ломит у человека кости и главу, и спину, аки лихая буря сырое дерево» и т.д.

А. Макаренко описывал следующим образом лихорадку или «кумушку» по представлениям сибирского крестьянина: «внешнее безобразие есть только оболочка того внутреннего ненасытного зла и неукротимой ненависти, какими полна кумушка по отношению людей, мучить и медленно изводить это племя — составляет ее единственное занятие, созерцание человеческих страданий и смерти, разносимых кумушкой по земле, дает ей единственное наслаждение. В обыденное же время, кумушка носится по свету невидимою «степью» (тенью) и сеет свою пагубную порчу Исподтишка, незаметно для «стретившего» ее. Она то «каждоденно» трясет его, то с передышками «поденно», то «западает в грудь» или «ломит руки и ноги», то ляжет на «сердце» (желудок) или «почнет в голову стукать» и «обносить вокруг, жечь пятки и тело», то «кинется в поясницу»… Приведенные разнообразные наименования лихорадок показывают, что народ правильно подметил и различные болезненные явления, которыми сопровождаются лихорадочные заболевания: жар, озноб, ломота, бессонница. Эти симптомы отражены народом в заговорах. Народом было также правильно замечено, что лихорадка чаще всего преследует человека весной. Кое-где ее даже называли «веснуха». По понятиям белорусов, тетка-лихорадка выходит из-под земли именно весною и шатается всюду, пока не наткнется на кого-нибудь спящего на весеннем солнышке. Она подкрадывается к сонному, целует его и уже не расстается с ним. Проснувшись, человек чувствует, что спал особенно сладко, но только вскоре непрошеная гостья дает себя знать. Появление на губах заболевшего мелких прыщей объяснялось тем, что лихорадка целовала его.

В Новгородской губернии лихорадку представляли в виде соблазнительной женщины, больному внушали, что если он увидит во сне женщину, подносящую ему в чашке напиток, то чтобы он всеми силами противился искушению и не пил его, а то долго прохворает или же она совсем «затрясет его». Одновременно с представлением лихорадки в образе женщины в народном представлении совершенно отчетливо была отражена связь лихорадочных заболеваний со стоячей водой. Нечистая сила, причиняющая болезни, по народному представлению жила в болотах, в трущобах «где солнце не греет, месяц не светит…» Лихорадки представлялись живущими в колодцах и озерах. Так, из заговора, который применялся при лечении лихорадочных больных, например, в Смоленской губернии, мы узнаем, что святой Авксентий «нашел лихорадок у глубокым, абрубленным колодце», он запирает этих сестер лихорадок в «колодези», но потом выпускает, предварительно получив от них заговор от лихорадки. Заговор этот следующий: «Отча Аксентш, тебе прашу, тебе малю: вышли лихарадку па чести з кастей, з мащей, з жил и суставы, из буйный главы, их ясных вачей. Выхадитя вы у пуховыя пярины к гаспадам: там вам чай, кахвяи и стульля мяхкая — а то я буду прасить отча Аксенпя: заганить вас у маха, у гнилыи балога, гнялыи калоды гладить. Нагаварилася вада на 12 зорь ат 12 вас лихарадык, ата усих».

В аналогичном заговоре от лихорадки из Енисейской губернии в заключение говорится: «И ушли комухи изаровны на те болота моховые, на те луга заливные. Там вам много «питеру» и «езеру» (пития и еды)». Таким образом, народ на основании своего многовекового опыта сделал целый ряд правильных наблюдений над перемежающейся лихорадкой; ему были известны типы лихорадок (однодневная, трехдневная), болезненные явления, которые появляются в результате этой болезни; наконец, он правильно подметил и связь лихорадочных болезней с водой, так как из его многовекового наблюдения выяснилось, что лихорадочным заболеваниям часто подвергаются селения, лежащие около воды. Однако одновременно лихорадка представлялась народу в виде злого духа, мучающего людей. Поэтому для излечения от нее практиковалось переодевание в чужое платье, чтобы, вернувшись, лихорадка не узнала больного. Отсюда и скорый отъезд, объяснявшийся народом тем, что лихорадка теряла человека и не находила его. Кроме заговоров, для лечения лихорадки применялись и другие, главным образом, растительные средства. Так, в Иркутской губернии наиболее действенным способом лечения было обкачивание больного остывшим отваром шести, девяти или двенадцати трав. В Енисейской губернии считали, что эти отвары лучше помогают, «если к ночи пошептать на воду, потом окатиться и как рукой снимет».

Из трав чаще всего применяли корень зопника клубненосного — при перемежающейся лихорадке; кирказон обыкновенный (хинная трава, кумошная, хиновник), который считался одним из лучших средств от всякой лихорадки. У медвежьего уха собирали или только одни корневые листья, или же все цветущее растение, употребляли его для тех же целей в виде отвара. В Костромской губернии пили полынь, настоянную на вине; не только пили, но и прикладывали к левой руке (предварительно смазав ее маслом или сметаной). Свежие истолченные цветы лютика едкого также прикладывали на недолгое время к кистям рук (пульсу) во время лихорадочного приступа. В Томском крае горький отвар чернобыльника на воде или водке пили по столовои ложке за несколько часов до приступа лихорадки. После выздоровления некоторое время знахари продолжали давать эту настойку в течение еще пяти дней. На Украине для лечения лихорадки использовали клоповник. Ф. Августинович пишет, что клоповник с давних времен употребляли при лечении перемежающейся лихорадки, «что подтверждается опытами и нынешних практиков, для прекращения перемежающейся лихорадки клали свежее зелье под мышки и колена во время приступа». Винный настой березовых почек был общеизвестным средством против лихорадок в Приаргунском крае. В Костромской губернии кипятили в воде осиновую кору. Брать ее надо было ночью, чтобы никто не видел.

У украинцев кору с однолетних веток осины высушивали в печи, мелко крошили и даже мололи в обыкновенных кофейных мельницах, затем варили в воде. Отвар пили по стакану перед приступом по три стакана в день, свободные от лихорадки. Употребляли также настой сосновых «молодильных» шишек на вине. На Кубани кора вербы, растертая в порошок, заменяла хину. Лечились также подсолнечником. Лекарство из него приготовляли следующим образом: цветущий зонтик нарезали пластинками, сушили и настаивали на водке; настой пили по три рюмки в день перед едой (отмечено в Забайкалье и на Кубани). На Кубани употребляли еще и настойку из очищенных и нарезанных на мелкие кусочки корней подсолнечника. В Сургутском крае больных поили соком, выжатым из тертой редьки. В Костромской губернии от лихорадки лечились корнями шиповника, которые настаивали на вине; в Томском крае — корень шиповника заваривали кипятком и ставили в печь «испариться» — настояться, затем пили как чай. Употребление корня шиповника для лечения лихорадки отмечено еще 100 лет назад в Волынской губернии. Шиповник там носит название шипшины; произрастает он в лесах, рощах и даже на полях. Один из авторов небольшой статьи сообщал в 1852 году о том, как его маленького сына вылечили от лихорадки. По совету врачей он лечил мальчика хиной. Болезнь действительно прошла, но затем она снова вернулась.

И вот случаино он услышал «о довольно верном средстве», которым лечили удачно и от которого лихорадка не возвращалась. Он обратился к обладателю этого средства и получил от него мелко нарезанный корень, который он должен был сварить и давать больному во всякое время «без всякой предосторожности» до выздоровления, С первого же дня употребления ребенку стало лучше, а после трех дней он совсем поправился. Обладатель этого средства сказал, что это корень шиповника и что этим средством он вылечил многих больных. Автор сообщения писал: «убедившись в совершенном успехе этого спасительного средства, не намерен скрывать его от других, желая от души, чтобы и все средства лечения были так верны, удобны, сподручны и дешевы». Далее он приводил рецепт его изготовления. Корни обыкновенного шиповника, мелко изрезанные, отвариваются. На шесть стаканов воды кладут стакан нарезанного корня, затем его варят до тех пор, пока не останется в горшке 2/3 воды. Остывший отвар дают «во всякое время» — взрослым до четырех стаканов, а детям — от одного, до двух стаканов отвара в сутки. Лихорадку лечили во многих случаях травами, растущими около воды. Например, использовались: вахта трилистная, лютик большой (болотный), лютик ядовитый, калужница болотная, прыщинец.

Цинга наиболее часто появлялась весной, когда пищевые запасы у крестьян были на исходе. В восточной Сибири она получила даже название «весенница». Самым верным средством от цинги, по мнению крестьян, было не поддаваться болезни: «вера наша такая, што кол и значит, цинги ты боишься, больше смейся, больше бегай, шевелись». В Сибири хорошим средством от цинги признавалась народом черемша. При цинготных заболеваниях черемшу не только ели, но ею и натирались: «больше надо натирать полошвы, потому боль начинается с подошвы» — говорили крестьяне. Черемшу употребляли в свежем и соленом виде, а также в виде навара, для чего брали все растение, предпочитая, однако, молодые листья. В Красноярском крае по описанию одного из крупнейших этнографов, работавших в области народной медицины А. Макаренко, приисковые рабочие лечились от цинги пихтовым спиртом, частым хождением в баню, ваннами из пихты и т.д. «лишь бы пробиться до времени появления черемши», с помощью которой лечение продвигалось быстро и заканчивалось полным выздоровлением. Рабочие рассказывали ему, что безнадежно больных цингой приисковые компании Ачинской тайги обыкновенно вывозили непосредственно на место произрастания черемши.

Там, в сколоченных на скорую руку шалашах, с небольшим запасом хлеба, без призора и ухода больные, ползая на «четвереньках», собирали черемшу и ели «безутышно». Таким путем больные «выхаживались» (выздоравливали), а затем возвращались к своим хозяевам или расходились по домам. Эти данные относятся к 1897 году. В Забайкалье черемша в соленом виде, в большом количестве шла на прииски, где выдавалась рабочим, как предохраняющее средство от заболевания цингой. Местные жители также употребляли ее в большом количестве. В научной медицине черемша не применялась. В народном же быту имела широкое распространение. Знаменитый русский путешественник С. П. Крашенинников, во а время своего путешествия по Камчатке в течение 1737—1741 годов наблюдал, что русское и местное население пользовалось черемшой и как лечебным средством от цинги. В своем труде «Описание земли Камчатки», изданном в 1755 году, т.е. двести лет тому назад, С. Крашенинников писал, что черемша (или полевой чеснок)»не токмо за нужной запас, но и за лекарство почитается. Российские люди и камчадалы собирают его довольно, и крошеной, высуша на солнце берегут на зиму, а зимою варят его в воде, и оквася употребляют вместо ботвинья, которое у них щами называется. От цинги оная черемша такое же лекарство, как и кедровник: ибо ежели сия трава из-под снегу выдет, то жители цинготной болезни не опасаются»! Далее он писал, что «оба сии лекарства», т.е. кедровник и черемшу «от цинги за действительные признала вся камчатская экспедиция».

То же самое отмечено И. Ф. Крузенштерном во время его путешествия вокруг света 1803—1806 годов. В Петропавловском порту И. Ф. Крузенштерн получил большое количество продуктов, в том числе и три большие бочки дикого чеснока, называемого на Камчатке черемшой. Далее он отметил, что черемша «может быть, есть лучшее противоцинготное средство, могущее преимущественно служить заменою кислой капусты». Наливка из дикого чеснока, которую, по его словам, можно ежедневно в течение целого месяца возобновлять, «доставляет здоровой и довольно вкусной напиток». Черемша — одно из первых весенних дикорастущих растений Сибири — до настоящего времени широко используется народом. Как доказала современная фармакология, черемша содержит много витамина С. Академик П. С. Паллас во время своего путешествия по России в 1768—69 годах отмечал, что яйцкие казаки употребляли «черенковый» ревень, который они почитали за драгоценное лекарство от многих болезней. «В Гурьеве, писал он, — самая важная польза онаго в том состоит, что весною собирают молодые листья и сварив их во щах, хлебают для прогнания бываемой там в оно время цинготной болезни. Также варят и коренья, и сей извар пьют вместо здорового чистительного лекарства». В черенках ревеня имеется значительное количество витамина С.

По материалам знаменитого русского путешественника конца 18 — начала 19 веков академика И. Лепехина, который подчеркивал, что русские применяли в большом количестве различные соки деревьев и ягоды, благодаря чему они не подвергались цинготным заболеваниям. Так, находясь около города Тюмени, Лепехин отметил, что ему не приходилось там видеть крестьян, больных цингой. Причиной сохранения здоровья крестьян он считал употребление ими соков сосны, ели, березы, которые они пили весною. «У каждого крестьянина, писал Лепехин, с весны на дворе увидишь костер молодых облупленных сосен, с которых они слупив наружную кору, вязкой к дереву прилипший сок, имеющий на будущий год составить новый дерева слой, соскабливают и едят, как малые дети так и взрослые. И сей впрочем сладкий сок столь для них приманчив, что часто наши подводчики, когда им несколько простоять случалося, отягчали телеги сосновыми шестами, которых соком едучи лакомилися. Такое для них лакомство не одна рождает сосна, но ель, и многосочная береза, от которой они соки, как то и везде водится, отцеживают». И. Лепехин на основании своих наблюдений сделал правильный вывод, что древесные соки являются действительным противоцинготным средством.

Он писал: «Всяк, кто слыхал только о врачебной науке, довольно понять может, сколь сии соки с весны, когда самая томящая и удручающая в болотных местах бывает влага, к разделению сгущающейся от того крови способствует, и тем предохраняет от цинги и других заболеваний, которые от слабости сосудов и умножающихся от того мокрот начало свое имеют». Хорошим средством от цинги считались также ягоды брусники, морошки и водяники черной — «водяницы», употребление которых отмечено И. И. Лепехиным в Архангельской губернии, а также около города Тюмени. Морошка, брусника и другие ягоды, по его мнению, «равным образом от осенних подобных болезней сохраняли жителей». Академик И. Лепехин, признавая особенно полезным против цинги морошку и водянику, советовал и врачам обратить внимание на эти народные средства. При этом он указывал, что морошка известна уже давно как противоцинготное средство и что наши поморы «изведали таковую ее силу», когда им приходилось зимовать на Новой Земле, где они «от неминуемой» цинги спасались «помощью сего плода заквашенного». Вместе с тем он отметил, что морошка употреблялась также норвежцами и самоедами. Морошка содержит в себе значительное количество витамина С. Водяника же признавалась, по его сообщению, надежным средством от цинги не только русскими, но и камчадалами; «желать надобно, чтобы наши врачи, коим в поморским странах о сохранении здравия пещися предписано, более в действие сего произрастания вникли», — писал И. И. Лепехин.

В наших северных губерниях от цинги употребляли хрен, сосновую и других деревьев весеннюю «мязгу», березовицу и введенную в употребление, по словам И. Лепехина, «прародителями нашими» квашеную капусту, прослужившую спасительным средством от цинготной болезни и «в странствованиях» Кука. В Сибири русские и камчадалы употребляли брусничник, черемшу и др. Приведенные данные подтверждают, что уже 200 лет назад люди умели правильно лечить цингу, используя для этого растения, богатые витаминами. С другой стороны, эти данные интересны и тем, что они показывают, что наши ученые уже тогда отмечали ценность этих средств, использовали их и предлагали вводить их во всеобщее употребление. В Тверской губернии в середине прошлого века от цинги отмечено употребление еловых почек, которые настаивали на водке. В Воронежской губернии — побеги черемуховые, а с весны едва развертывающиеся березовые листики. Их кипятили в воде, пили и полоскали отваром зубы. Как было указано выше, в Приаргунском крае общеупотребительным средством против цинги считался аир, ирный корень. Интересно отметить, что употребление аирного корня в Сибири отмечено и Семеном Епишевым в 17 веке, он писал, что настоянный на водке ирный корень исцелял больных цингой.

Считалось также полезным пить отвар молодых сосновых и еловых шишек, корней лопуха и ивы, отвар клевера и клюквенный сок с медом и многие другие средства. В Кубанской области сушили молодые усики винограда, во время его цветения, приготовляли на них настойку на воде или водке, пили и полоскали ею рот несколько раз в день; свежими же виноградными усиками приправляли пищу; употребляли также дыню. Заболеванию золотухой в прежнее время были подвержены не только дети, но и взрослые. В Сибири крестьяне говорили: «Золотухе нельзя и не быть, у каждого бывает. Глаза гноятся, рассыпается пупырям по голове — вся голова сольется. Бывает и по телу пробрасывается». Один из авторов работы по описанию Симбирской губернии середины прошлого века отметил, что золотуха была значительно развита среди крестьян указанной губернии. Причину этого объясняли большим употреблением мучнистой пищи, от которой происходит неправильное «отправление целого организма». Мучная пища, по его словам, особенно действует на детей, поэтому большая часть из них имела бледный цвет лица и чрезвычайно развитые животы. Золотуху также лечили витаминозными растениями. В черной смородине и рябине сравнительно недавно был обнаружен один из ценнейших витаминов — витамин С; в рябине, кроме того, много каротина.

В народной медицине восточных славян черная смородина давно была признана лечебным средством. Лечение черной смородиной было широко распространено у русских и украинцев в различных районах России. Ее давали золотушным и худосочным детям. Интересно отметить, что для лечения употребляли также листья черной смородины, т.е. народ на основании своего многовекового опыта дошел до применения тех частей растения, которые не употреблялись непосредственно в пищу. В настоящее время витамин С извлекается также из листьев черной смородины. При золотушных сыпях на голове настоем из черной смородины также мочили голову. Для лечения листья черной смородины настаивали в воде, затем горшок замазывали тестом и ставили на сутки в печь. Этот настой пили вместо кваса. Отвар корня шиповника считался обыкновенным противозолотушным средством в Приаргунском крае; в примочках его употребляли, когда у детей голова покрывалась золотушной корой. От золотухи поили также отваром калины. Например, в Вологодской губернии ягоды калины, собранные в конце августа, парили и давали есть золотушным детям; парили также ветви калины; иногда ягоды варили вместе с медом до получения сиропа. В Воронежской губернии калиновые побеги, мелко изрубленные и оттопленные в воде, пили от золотухи, а самые ягоды калины с медом прикладывали сзади к шее для того, чтобы «оттянуло золотуху от глаз».

В Костромской губернии калиновым соком поили золотушных детей. Калину употребляли там и для мытья больных; для этого томили в печи ягоды и листья или то и другое вместе. В Тверской губернии ягоды калины запасались на зиму как лакомство и как лекарство против золотушных болезней. В том и другом случае калина употреблялась или паренная в горшке с ветками или в солодовом тесте и кулаге. Кроме черной смородины, рябины, калины, клюквы от золотухи лечились и другими растениями. Отвар из сушеной трехцветной фиалки принимали в виде чая, а в отваре из всего растения купали детей, что отмечено в Казанской губернии и на Украине. К наиболее употребительным средствам от золотухи принадлежала также череда. Настой этой травы принимали внутрь и мылись им, а распаренной травой натирались в бане. В Новгородской губернии срывали верхушку череды с цветом, высушивали в тени и заваривали как чай, который пили; слабым же раствором обмывали больные места. Для мытья настой череды приготовляли иногда вместе с ветками черной смородины, калины или травы фиалки трехцветной. В Сибири сушеная истертая в порошок крапива смешивалась со сливками и в виде мази употреблялась при золотушных язвах. Противозолотушными средствами считались также: просвирник приземистый, василек синий.

Отваром из василька поили золотушных детей и в нем же купали их, что способствовало, по замечанию автора этих сведений, скорому излечению. В Сибири от золотухи применяли еще мяту болотную, трилиственную вахту, медуницу мягкую. Последнюю дети охотно ели, очищая корешки. В Симбирской губернии от золотухи пили отвар череды, лопушника, ржаной соломы. В Саратовской губернии в надломленную березовую лучинку вкладывали горячий березовый уголь, затем легонько дули на больные места, но так, чтобы «теплота чуть касалась». Делали это в течение трех зорь. Или же прикладывали смолу с растущей или срубленной сосны. Когда болели уши при золотухе, то больному вливали в ухо отвар клевера, которым и промывали уши. Для лечения золотухи употребляли и овощи. Так, на Кубани лист свежей капусты намазывали коровьим маслом и прикладывали на затылок при золотушных заболеваниях глаз. Или же натертую свеклу смешивали с медом, намазывали на тряпку, которую и прикладывали на затылок. Чтобы «вогнать внутрь золотуху», т.е. внешние проявления, как то: сыпь, чирей и т.п., в Сибири давали пить морковный сок, от которого золотуха, по мнению крестьян, «скрывалась внутро». Чтобы выгнать золотуху «снутра» — давали клюкву, иногда вместе с медом.

В дореволюционное время куриная слепота была распространенной болезнью в деревнях, особенно весной: больные этой болезнью вечером после захода солнца плохо видят. Как и цинга, она была связана с плохим питанием. В неурожайные годы, которые бывали не редкостью в прежнее время, отмечены даже эпидемии этой болезни. Так, например, один из авторов рукописей, находящихся в Географическом Обществе, писал, что в селе Самари, Волынской губернии «как наступит вторая неделя великого поста, то почти все крестьяне с наступлением вечера перестают видеть, хотя глаз и не закрывают», что продолжалось до второго дня пасхи, «когда наевшись мясного, слепота бросает». От куриной слепоты лечились печенью. Так, в Томской губернии для лечения варили свежую печень, причем лучшей считалась свиная. Народное лечение куриной слепоты печенью является вполне правильным, так как печень, особенно рыбья, содержит большое количество витаминов А и Д. Известно, что отсутствие витамина А ведет к заболеванию куриной слепотой. Употребление в народной медицине печени интересно еще и тем, что оно относится к органотерапии. Кроме печени, куриную слепоту лечили растениями, носившими иногда соответствующие названия.

Например, в Казанской губернии народное название лютика многоцветкового было «куриная слепота», так как его употребляли от куриной слепоты. Верхнюю часть стеблей с листьями и цветами этого растения распаривали и прикладывали к глазам. В Витебской губернии отваром из сухой травы ветреницы лесной промывали глаза при куриной слепоте. В Красноярском крае от этой болезни пили отвар из ясколки полевой. Как уже говорилось выше, количество врачей в старой России было незначительно; что касается врачей-акушеров, то их было еще меньше. Невелико было и число обученных повивальных бабок. Судя по приблизительным вычислениям некоторых специалистов, в конце позапрошлого века более 90% женщин в России рожало без помощи сколько нибудь сведущей повивальной бабки, т.е. акушерство находилось почти целиком в руках самого народа. В деревнях ребенок рождался в большинстве случаев в бане, а там, где ее не было, то в каком-либо отдельном помещении. Самые роды старались скрыть от соседей, так как существовало поверье, что чем больше людей будут знать про роды, тем дольше придется мучиться роженице. Вероятно, на основании своего долгого опыта народ подметил, что роды в бане при меньшем количестве посторонних лиц проходили более благополучно.

Избы не всегда отличались чистотой, кроме взрослых членов семьи и детей в них часто помещали даже скот; кроме того, здесь же происходила варка пищи. Однако, обычай рожать в бане народ объяснял нечистотой роженицы: женщина во время родов, а также в течение 40 дней после них считалась нечистой. Помимо того, существовало суеверное представление, что если «женщине приспел час родить, и весть о том сейчас разнесут по суседям — она трудно родит, долго муки идут, покон трудный быват». А потому ей следовало куда-либо удалиться, сказав матери или кому-нибудь близкому, кто не разболтает. Можно привести рад примеров, которые покажут рациональное значение многих обычаев, практиковавшихся в народном акушерстве, которые на первый взгляд, однако, кажутся основанными на суевериях. Чтобы чем-нибудь не повредить будущему ребенку, женщина должна была соблюдать многие предосторожности. Так, в значительной части России строго запрещалось беременным женщинам работать в праздничные Дни. Несоблюдение этого приводило, по народным представлениям, к известным уродствам ребенка. На самом же деле в основе этого запрещения лежала необходимость отдыха беременным женщинам. При родах присутствовали обычно деревенские бабки, которые наблюдали за выполнением различных обрядов, ухаживали за роженицей, исполняли различные ее желания, читали молитвы. В бабушке-повитухе ценили умение «обихаживать» родильницу.

«Эта уже плоха баушка, у которой родильница намается до поры до времени, али котора не может оборонить мать и дитя, от худого глаза. Хороша баушка успокоит родильницу, разговорит ее, молитвы знает», — говорили сибиряки. Для облегчения родов считалось необходимым все развязывать и отпирать: распускали косы, снимали кольца, в особо трудных случаях обращались к священнику с просьбой отворить царские врата в церкви, служили молебны. Весь подготовительный период, точно так же, как и самый процесс при нормальных родах, показывает, что народ придерживался выжидательного метода (т.е. того метода, который, по замечанию проф. Рейна, считает за лучший и научное акушерство), одновременно, чем возможно, помогая ускорению родовой деятельности. Но наряду с этими способами применялись часто различного рода грубые приемы. Так, женщина находилась в жарко натопленной бане, ее водили часто до изнеможения, встряхивали, пичкали всевозможными противными на вкус снадобьями. Вследствие всего этого она сильно ослабевала, в результате чего происходили различного рода несчастные случаи, вплоть до того, что ребенок рождался мертвым. Земским акушерам приходилось присутствовать при таких родах, когда вследствие различных насилий с целью ускорения процесса родов были вывихнуты члены новорожденным и происходила даже смерть детей.

В тяжелом состоянии находили они и роженицу. После родов, если они не происходили в бане, женщину вместе с новорожденным по обычаю водили в баню; там, где не было бани, женщина вместе с бабкой влезала в печь или же ей делали ванну в каком-нибудь чане. В бане бабушка мыла, парила веником ребенка и правила роженицу, т.е. массировала ей все тело руками, читая при этом какие-либо наговоры. Баню делали два-три раза после родов. В отношении пищи существовал некоторый режим. Например, в Сибири у русских, если женщина разрешалась ночью, то утром ей давали жидкий чай, хлеб с солью, у более богатых пекли рыбный пирожок, к обеду варили похлебку с мясом. Овощей не давали в течение недели. Первые три дня после родов давали теплую пищу, горячая баня была запрещена, «чтобы нутро не заварить». По народному представлению, все новорожденные младенцы при появлении их на свет бывают помяты, и потому их надобно было обязательно править руками. В северной и средней части России на другой же день после рождения ребенка парили березовым веником в бане или в печи; бабушка правила его, т.е. обжимала ему со всех сторон головку, выправляла ручки и ножки и т.д. Парить новорожденных считали необходимым, так как от этого они будто бы лучше развиваются и делаются более спокойными.

Однако, как замечал В. Демич, бывали печальные случаи, когда малютки, не выдержав сильной жары, умирали. За больными детьми обычно в деревнях был внимательный уход, обращались с ними ласково. Особенно старались их держать в тепле; так, например, в Вологодской губернии отмечено, что даже летом больных ребят укутывали овчинным одеялом. При лечении детских болезней были в большом употреблении различные растительные средства, например, «молочницу» лечили соком сырой моркови или соком пареной репы, соком калины, сваренной с медом и цветами шиповника. Болезнь «несплячки», «крыкливци» (украинцы), «криксы» (Сибирь), т.е. когда ребенок не спал, лечили отваром маковых головок или же делали ванны из него. Были некие, травы, которые в деревне назывались «толстушками»; их употребляли в ванны для исхудавших детей. В Закарпатье до последнего времени, если дети плохо растут, хворают, варят живокость с корнями и в полученном отваре купают детей. У новорожденных детей в деревнях часто встречалась болезнь, называемая «щетинка», «щекотун». Симптомами ее считали неспокойное состояние ребенка, когда он плакал дни и ночи, «егозился», «ежился», не давая никому покоя. Эта болезнь, как говорили крестьяне, «бывает в крыльцах» (лопатки) и на руках с задней стороны.

Ее происхождение объясняли тем, что беременная женщина случайно или нарочно толкнула поросенка или перешагнула через кошку или собаку. В действительности ребенок чаще всего не спал оттого, что его редко мыли, и от грязи, как пишет проф. Страхов, у него между плечиками и на спине появлялись угорьки. В Новгородской губернии при таком неспокойном состоянии ребенка сначала определяли, точно ли у него «щетинка». Для этого мать терлась своею щекою о спинку ребенка или брала его на печь, выжимала из груди молоко о спинку ребенка или брала его и поглаживала, ладонью. При наличии указанной болезни должны были будто бы появиться на спинке черные точечки, а затем и волоски; если же ребенок хворал другой болезнью, то ничего не появлялось. Лечение щетинки заключалось в том, что смесью из белой муки и материнского молока терли спинку; волоски будто бы приставали к тесту и ребенок поправлялся. В Костромской губернии на грудном материнском молоке замешивали пресную лепешку «преснуху» (лепешку не пекли) и, после того, как попарят ребенка в бане, натирали крыльца и часть рук. Говорили, что щекотун выходит из тела в виде как бы «щетины» — «комочки» шершавые на теле появляются и к ним пристает мука.

Считали, что если появляются черные волоски и черные шарики по коже будут кататься, значит, щекотун вышел. По другому описанию, когда натирали ребенку лопатки, тесто приставало к коже, и образовывалась как бы корка. Тогда ребенка обертывали тряпкой, на которой и оставалась вся эта корка. При следующем натирании преснухой корка якобы становилась меньше и была только в некоторых местах. С каждым разом она уменьшалась, и, когда тесто больше не приставало к коже, тогда считали, что щекотун прошел. В Вологодской губернии, чтобы вывести «щетинку», бабушки сначала натирали ребенка мылом, споласкивали и затем парили его в печи, приговаривая при этом: «я мою и парю от ношника, от полуношника, от двоезубого, от троезубого, от двоеглазого, от троеглазого, от девки пустоволоски», ибо, по поверью, девка без платка «может изурочить ребенка». В Приаргунском крае общеизвестным средством от «щетинки» являлся брусничный сок. Автор, сообщивший эти сведения, врач, писал, что частые омовения брусничным соком страдающих «щетинками» действительно уничтожали болезнь, что, однако, по его мнению, происходило не от брусничного сока, а от частых омываний. Обычно ребенка не мыли по неделям, а во время лечения детей держали в большей чистоте, чем всегда, и, таким образом, ребенок поправлялся.

От чесотки лечились чистотелом, чемерицей и другими средствами. Так, в Вологодской губернии употребляли траву кобылья кислица. Корни перечисленных растений стирали в порошок, перемешивали со сметаной, прибавляя несколько горючей серы. Полученной мазью смазывали больные места. В Тульской губернии растолченными корнями девясила высокого, стертыми со свежим коровьим маслом, «мазались» в бане от «коросты» (чесотки). Говорили, что это средство действительно помогает. В Смоленской губернии применяли кору крушины, которую толкли и сквашивали вместе с коноплями. На Кубани лечили чистым дегтем. Лишаи в Нижегородской губернии натирали соком из ягод калины. В Забайкальской области смолою, полученной от зажженной бересты, густо обмазывали пораженное место. В Кубанской области смазывали куриной желчью или смесью чистого дегтя с желтком куриного яйца, причем то и другое брали не более как по пол чайной ложки. В Енисейской губернии лишаи сводили также дегтем. На Кавказе при начальной форме заболевания лишаем или волчанкой больное место натирали смесью соли с медом, затем присыпали серой (1 часть) и крахмалом (15 частей).

В Енисейской губернии различали мокрый лишай (экзему) и сухой лишай. Их лечили разными средствами. Прекрасным средством от мокрого лишая считался чистотел, толченые листья которого привязывали к больному месту или натирали чистым соком его. Сухой лишай лечили так: держали над топором зажженную березовую лучину и полученною отпотью черного цвета смазывали дишай; для этой цели употребляли также копоть жженой бумаги. На Кубани мокрый лишай лечили кислым молоком с чемерицей, которые кипятили, а чтобы количество не уменьшалось, подливали свежее молоко. Получалась смесь в виде мягкого сыра, который прикладывали к лишаю, меняя его несколько раз. Больное место делалось красным и припухало, появлялся сильный зуд. Минут через 20—30 он проходил и на этом месте образовывалась корка, которая скоро отваливалась. Когда тело становилось чистым, его смазывали или одними сливками, или сливками с пережженными квасцами. Хорошим средством от головной парши в Приаргунском крае считались свежие листья капусты, которыми обвязывали голову; по прошествии суток все смывали мылом и снова накладывали капустные листья. Доктор Н. Кашин, наблюдавший этот народный способ лечения в 60-х годах прошлого века, отмечал, что указанное средство действительно помогало.

В Саратовской губернии паршу лечили щелоком. На Кубани эту болезнь называли «шелудихой», приписывали ее нечистоплотности или заразе. Лечили ее красной тертой свеклой, добавляя немного нашатырного спирта и деревянного масла; полученной смесью смазывали парши два раза в день; или же брали поровну куриного кала, дегтя, чеснока и серы, все это хорошо размешивали и смазывали три раза в день больные места. Болезнь, выражающуюся в появлении на подбородке около нижней губы струпьев, которые зудели и лопались и из них шла кровь, называли «огник». По мнению крестьян, она нападала на тех, кто плевал в огонь. Для лечения огника на Кубани на пшеницу (арнаутку), насыпанную на наковальню, прикладывали в кузнице раскаленную железную пластинку. Пшеница сгорала, но на наковальне оставалось маслянистое пятно, которым и смазывали больное место. С косметической целью крестьяне также умело использовали различные растения и другие средства. Так, для уничтожения прыщей на лице в Тобольской губернии употребляли сок ягод калины. Соком ягод черной смородины примачивали лицо, чтобы свести веснушки, в Вологодской губернии; в Сибири с этой целью умывались «березовкой» — соком березы. В Казанской губернии употребляли сок свежего молодильника, смешанного с мылом.

На Кубани от загара и веснушек снимали кожицу и счищали мякоть лимона; затем, налив туда 2—3 яичных желтка, ставили в печь, желток вытягивал лимонную горечь; полученную смесь взбалтывали и смазывали ею лицо; от загара употребляли также кислое молоко. От бородавок, кроме широко известного чистотела, употребляли свежий сок стебля одуванчика, сок молочая или сок, полученный от сырого осинового или серебристого тополя полена, положенного в печь, натирали их также шампиньонами. Угри смачивали настоем на воде мелконарезанных огурцов, посыпанных селитрою; когда угри начинали сходить, их смазывали сметаной или свежим коровьим маслом. В Забайкалье также огуречным соком умывали лицо от угрей и пятен. Чтобы лицо было чище, в Казанской губернии умывались настоем корня купены. Украинцы также использовали растение «купена», «лупена». Они неясно различали два вида этого растения, давали же два названия по следующей причине: девушки употребляли сок из свежих корневищ этого растения для умывания лица, чтобы сделать кожу более нежной и для придания румянца. При собирании корневищ осенью или же при неумеренном употреблении этого растения кожа на лице «лупилась» и сходила, а потому и говорили, что вместо купены попался корень лупены.

Соком листьев дикой репы умывали также лицо для придания ему свежести и румянца. Воробейник полевой, одно из названий которого — румяница, употреблялся в Тобольской губернии вместо румян; для этого брали корни его, собранные весною, до появления листьев. У украинцев с этой целью использовали верхнюю кожицу с корня «румянчика», настоянного на водке. Из высушенного корня аира делали порошок, смешивая его с угольным порошком из пережженной корки черного хлеба, и добавляли немного хинной соли, полученной смесью чистили зубы; в Вологодской губернии, чтобы волосы скорее и гуще росли, мочили их настоем корня репейника. В Забайкалье с этой же целью деревенские девушки смачивали голову и волосы слабым отваром чая, считая, что это придает хороший рост волосам. Растение (Lychnis chaledonica L.) с народным названием: татарское мыло, девичье мыло, кукушкино мыло, в Сибири употребляли вместо мыла, откуда оно и получило свое название.

Похожие страницы:

1. Лечение в старину средствами растительного происхождения
2. Ягоды и травы в народной медицине
3. Лечение в старину средствами животного происхождения