Начало царствования Годунова оставило о себе добрую память в народе. Новый царь был покровителем и защитником «нищих, вдов и сирот убогих», щедрой рукой оказывал помощь пострадавшим от голода и пожаров. Нередко он освобождал многие местности от податей на три, пять и более лет. При нем высоко поднялась русская торговля, совершенно упавшая при Иоанне IV; приняты были меры к ограждению безопасности путей сообщения, к устранению произвола местных властей и разного рода притеснений населения и злоупотреблений со стороны их. Внешняя политика была проникнута миролюбием. Хотя сам он был совершенно необразованным человеком, однако посылал молодых людей учиться за границу, а своему сыну дал очень хорошее по тому времени образование. Мудрое правление Годунова не могло, однако, предотвратить тех тяжких испытаний, которым Россия стала подвергаться начиная с 1601 года. В 1601 году страну охватил, вследствие полного неурожая, ужасный голод. Люди питались травой, сеном и даже трупами животных и людей. Борис объявил народу бесплатную раздачу хлеба в Москве. Но эта мера, благая по цели, принесла только вред: в Москву собралось много людей, способных хоть и с трудом прокормиться и дома; поэтому царской милостыни, конечно, не хватило на всех. За голодом последовали разные болезни, от которых в одной только Москве умерло около 130000 человек. Жизнь государства была потрясена до основания.
20 июня 1605 года Лжедмитрий торжественно вступил в Москву. Прежде всего он поехал в Архангельский собор, где был похоронен Иоанн Грозный, и горько плакал над его гробницей. Через несколько дней после этого он вернул из ссылки своих мнимых родственников, попавших в опалу при Годунове, Нагих и Романовых, щедро осыпав их милостями. В конце июля приехала в Москву царица Мария Федоровна Нагая, мнимая мать самозванца. Произошла трогательная встреча. Лжедмитрий держал себя с ней как нежный сын, а царица встретила его как любящая мать. Московское население сначала было в восторге от нового царя. Но вскоре отношения между Лжедмитрием и народом стали ухудшаться. Люди с удивлением замечали, что царь совсем не похож на прежних царей: не посещает храмов, не спит после обеда, запросто бродит по Москве, одевается по-польски, водится исключительно с поляками, пляшет на придворных вечерах и маскарадах, нарушает посты, не кладет поклонов… Бояре были обижены тем, что царь предпочитает им иноземцев, называет их невеждами… Народное недовольство вызывали больше всего окружавшие царя поляки. Они держали себя в Москве, как в завоеванном городе, и оскорбляли на каждом шагу щепетильное национальное чувство московских жителей: входили в церковь в шапках, нередко с собаками, громко болтали там, смеялись. Русским женщинам небезопасно было показываться на улицах города. Высшее русское духовенство тоже было недовольно равнодушием царя к православной церкви. Кроме того, оно упорно не соглашалось на брак царя с католичкой Мариной Мнишек. Лишь с большим трудом патриарху Игнатию удалось уговорить архиереев согласиться на приобщение Марины Мнишек к православной церкви не через крещение, а только через миропомазание и причащение по православному обряду.
Лжедмитрий, любя военные упражнения, приказывал строить крепости для осады и обстреливания их пушками и однажды велел сделать для образца крепость, двигавшуюся на колесах, с несколькими небольшими пушками и разного рода огнестрельными снарядами. Он хотел устроить эту подвижную крепость против татар и этим испугать как их самих, так и их лошадей. И действительно, это изобретение было очень остроумно. Зимой Дмитрий приказал для пробы выставить на льду Москвы-реки эту крепость, и рота польских всадников должна была ее осаждать и брать приступом. Это зрелище царь мог отлично видеть сверху, из своего дворца, и ему казалось, что крепость вполне удовлетворяет его желанию. Она была прекрасно сделана и вся раскрашена: на дверях были изображены слоны, на окнах — вход в ад, извергавший пламя; в нижней части на небольших окнах, имевших вид чертовых голов, были поставлены маленькие орудия… Москвичи назвали эту крепость адским чудовищем, и после смерти Дмитрия, которого они называли чародеем, говорили, что он на время запер там черта, впоследствии сожженного вместе с этой крепостью (и с трупом самозванца).
Все эти обстоятельства вызвали глухое брожение в народе и среди бояр, вскоре перешедшее в заговор против самозванца. Заговорщики вышли из той самой среды, которая «воскресила царевича Дмитрия» — из боярства. Во главе их стал Василий Иванович Шуйский. В марте 1606 года брожение появилось и среди московских стрельцов, которые кричали, что царь «разоряет православную веру». Приезд Марины Мнишек в Москву для бракосочетания с царем послужил удобным моментом для свержения самозванца. Невеста царя приехала с двухтысячным отрядом вооруженных поляков. Тотчас же в Москве начались ослепительные, никогда до тех пор не виданные торжества. 6 мая Марина была коронована, а затем обвенчана с Лжедмитрием. Царь и царица среди развлечений забыли все на свете. Но над их головами уже собралась гроза. В ночь с 16 на 17 мая Шуйские ввели в столицу 18 000 преданного им войска. На рассвете заговорщики в разных частях города ударили в набат. Народ высыпал на улицу. Со всех сторон раздавались крики: «В Кремле пожар!» …»Поляки хотят перебить бояр!» …»Долой самозванца!»…
Василий Шуйский с 200 боярами и дворянами бросился в Кремль. Толпа кинулась за ним. Заговорщики проникли во дворец. Лжедмитрий думал спастись бегством и выпрыгнул из окна во двор. Но прыжок оказался неудачным: самозванец сломал ногу. Его схватили и унесли во дворец, где и убили. Марину же спасли от смерти ее фрейлины. Из Кремля народ рассыпался по всей Москве и стал избивать и грабить ненавистных поляков. Жертвой народного гнева пало до 3000 поляков и русских, сочувствующих им или друживших с ними. Так окончилось одиннадцати месячное царствование того, о ком Костомаров сказал: «Дмитрий уничтожил Годуновых и сам исчез как призрак, оставив за собой страшную пропасть, чуть было не поглотившую московское государство».
