Будет очень интересен любому краеведу дом № 173, трехоконный по фасаду и украшенный незатейливой резьбой, на котором долгие годы не было мемориальной доски. Поэтому многие прохожие воспринимали его как не более чем милую, доживающую свой век, внешне совсем почти деревенскую одноэтажную деревяшку. Удивляло и озадачивало лишь одно: каким чудом уцелела она здесь — в двух шагах от площади имени В. И. Чапаева и напротив всегда нарядного и праздничного здания драматического театра. Существует заметка про этот дом: «В Самаре под надзором полиции жил видный деятель революционного народничества Н. С. Долгов. Еще в шестидесятых годах он входил в кружок нечаевцев. Владимир Ильич относился к Долгову с большим уважением и при удобном случае навещал Николая Степановича. В свою очередь Долгов был частым гостем в семье Ульяновых. Революционеры, приезжавшие в Самару, неизменно имели адрес Долгова и в первую очередь направлялись к нему».
Николай Степанович Долгов родился в 1848 году в семье чиновника, служившего в маленьком уездном городке Саратовской губернии — Кузнецке. После окончания гимназии поступил сначала в Казанский университет, потом перешел в Петербургский, из которого был исключен за участие в студенческих беспорядках. В 1869 году Долгов поступает в Московскую Петровско-Разумовскую академию. Несколько месяцев этого-то года и оказались самыми яркими и роковыми в его жизни; их свет и тень навсегда останутся с ним. Движимый идеалами свободолюбия, Долгов знакомится с революционером-бакунинцем С. Нечаевым, пытавшимся создать террористическую организацию «Народная расправа». Причем первые тайные собрания нечаевцев, мечтавших начать освобождение народа с убийства министров, губернаторов и «торжественно-мучительной» казни царя, проходили на квартире Долгова. В декабре того же 1869 года организация была раскрыта, разгромлена, многие ее участники схвачены, но самому Нечаеву удалось уехать за границу.
Во время следствия, длившегося два года, Долгов содержался в Петропавловской крепости. В 1871 году перед особым присутствием судебной палаты по обвинению в «составлении заговора с целью свержения существующего порядка управления» предстало 87 нечаевцев. Через год С. Нечаев был арестован в Швейцарии и выдан царскому правительству как уголовный преступник. (Заподозрив студента Иванова в предательстве, С. Нечаев убил его, с чего, собственно, и начался провал организации «Народная расправа».) Приговоренный к 20 годам, он умер после 10-летнего одиночного заключения в Петропавловской крепости, прикованный к стене цепями. Отбыв год тюремного заключения, Долгов был выслан на пять лет в Архангельскую губернию под гласный надзор полиции. Но уже в 1873 году с разрешения начальства поселился в Самаре. Здесь он жил, бдительно опекаемый полицией, подвергаясь регулярным «профилактическим» обыскам и арестам. Несколько раз менял адреса, переезжая с квартиры на квартиру. Женился. Похоронил двух дочерей, умерших от дифтерии. Работал бухгалтером в управлении железной дороги. Когда в 1887 году в Самару приехали высланные по делу Александра Ульянова Н. Чеботарев и М. Елизаров, первый жил вместе с Долговым в доме Клеменца на Алексеевской, ныне Красноармейской улице.
В 1889 году в Самару из Алакаевки переехала семья Ульяновых. Н. С. Долгов через М. Т. Елизарова познакомился с нею и сошелся с Владимиром Ильичем. Подойдя к дому Долгова, видны ступеньки со двора (парадная дверь с улицы давно не действует — забита), высокое крыльцо, дверь в «хозяйскую» половину дома, холодный коридорчик, кухонька — явный плод самодельной реконструкции — и, наконец, комнаты с окнами на улицу. Время многое изменило здесь, но двери, ручки, особые архитектурно-строительные приметы прошлого века налицо. Из архивных источников: «Владимир Ильич часто посещал старого народника Н. С. Долгова, жившего в доме Кичаевой на Саратовской улице (ныне улица Фрунзе, д. 173)». Так же известно, что Долгов снимал у Кичаевых комнаты с окнами во двор. Много лет спустя сын Долгова Пётр, став Петром Николаевичем, доктором технических наук, профессором, расскажет в своих воспоминаниях о том, как осенью 1890 года семья Ульяновых приютила его во время тяжелой болезни отца, оказавшегося в больнице. Петя рос без матери, Мария Александровна взяла его к себе, и он почти три месяца был окружен теплом и лаской семьи Ульяновых.
«О Владимире Ильиче, — писал Петр Николаевич Долгов, — у меня есть воспоминания, относящиеся к 1891 —1893 годам, то есть до выезда его из Самары в Петербург. Они связаны с участием Владимира Ильича в шахматных вечерах, которые проходили у кого-нибудь из играющих, и в частности в квартире моего отца… Во время игры, не прерывая ее, происходило чаепитие с бутербродами. Владимир Ильич обычно приходил раньше других и, беседуя с отцом, сажал меня на колени, забавлялся со мной, задавал разные вопросы…» О самарских шахматных турнирах и вечерах с участием Владимира Ильича было известно на всю Самару. А шахматы Н, С. Долгова после смерти отца в 1919 году более полувека как священную реликвию хранил его сын Петр Николаевич, скончавшийся в 1972 году в Ленинграде. С тех пор шахматы — экспонат Ленинградского филиала Центрального музея В. И. Ленина.
Чем отчетливее проявляется прошлое дома Кичаевой, тем яснее и понятнее становится интерес стремительно мужавшего молодого марксиста Владимира Ульянова к подпольно-революционному опыту Долгова и к его скромному самарскому жилью. Ведь только за одной фразой — «революционеры, приезжавшие в Самару, неизменно имели адрес Долгова и в первую очередь направлялись к нему» — сама собою возникала мысль о своеобразной явочной квартире. И вовсе, думается, не случайно И. X. Лалаянц, высланный под надзор полиции из Казани в марте 1893 года, уже на другой день после приезда в Самару встретился у Долгова с Владимиром Ульяновым. (Вскоре, как известно, И. X. Лалаянц стал одним из активнейших членов ленинского марксистского кружка.) В Центральном государственном архиве Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления хранится внушительный сафьяновый альбом Александра III, представляющий большой интерес не только для историков, но и для психологов. В этом по-своему уникальном альбоме собраны портреты едва ли не всех «государственных преступников» ненавидевших самодержавие и поднимавших руку на царствующих особ и их верных слуг. Здесь — Петр Кропоткин и Софья Перовская, Николай Кибальчич и Андрей Желябов и многие другие. Под фотографией молодого человека, помеченной цифрой 271, фамилия — «Долгов».
И, наверное, прав С. Рубанов — автор документальных заметок «В семье народника», когда пишет, что не забавляться с маленьким сыном Долгова приходил ранее обычного на шахматные вечера Владимир Ильич, а ради бесед с Николаем Степановичем, который был для него первоисточником, живой историей народнических организаций семидесятых годов. Владимир Ильич, сообщает С. Рубанов, детально интересовался опытом конспирации, который накопили народники. Он расспрашивал, в частности, об условиях тюремного заключения, интересовался тактикой поведения революционеров на следствии и во время судебного процесса. Вот они сидят у стола на стареньких венских стульях. Шахматные фигуры расставлены, но еще не тронуты. В печке потрескивают дрова, нарубленные и принесенные со двора Владимиром Ильичем. В маленьких продолговатых стеклах очков Долгова отражается свет огня, пробивающийся сквозь щели неплотно прикрытой печной дверцы.
Покашливая, теребя бородку и усы, Долгов неторопливо и подробно объясняет самые разные приемы и способы тайной переписки, пересылки и передачи запретных бумаг. В следующий раз он рассказывает о выборе конспиративных квартир. О необходимости тщательно изучать улицы, проходные дворы, переулки, чтобы легче было скрываться от преследования. Долгов не упускает ни одной, даже самой маленькой детали в «технологии» конспирации. Новая встреча, и разговор заходит о тюремной азбуке для перестукивания. О тайнописи. Об использовании двойных стенок в ящиках столов и толстых обложек альбомов для хранения секретных писем и бумаг.. Но не только Долгов был тогда для Владимира Ильича «первоисточником» подпольного революционного опыта. Он не упускал возможности познакомиться с приезжавшими или уже жившими в Самаре народовольцами и землевольцами, чтобы узнать, изучить их приемы конспирации, в то же время критически рассматривая их опыт революционной борьбы. (Не случайно Н. К. Крупская подчеркивала: «Владимир Ильич лучше всех был по части конспирации… у него чувствовалась хорошая народовольческая выучка».)
Существует одна неточность — рядом с «домом Кичаевой» существовала одноэтажная бакалейная лавка, над окнами которой аршинными буквами было выведено: «В. А. Кичаев». И дело тут не в уточнении хозяина лавки, а в том, когда она построена. Если она существовала в 1893 году, то приход к Долгову революционеров, приезжавших в Самару, мог удачно прикрываться покупкой табака, папирос, чая и прочей бакалеи. Или такой факт. В книге Т. Барковской «Начало большого пути» рассказ о посещении Владимиром Ульяновым бывшего нечаевца в доме «против театра» отнесен к 1891 году. Биографическая хроника связывает с этим же домом весь самарский период жизни В. И. Ленина, а сохранившиеся жандармские донесения, домовые книги и записи утверждают, что Н. С. Долгов снимал квартиру в этом доме только в 1893 году. А до этого, с момента приезда Ульяновых в Самару, дважды переезжал с квартиры на квартиру. Биография Долгова еще подлежит дальнейшему изучению, а пока остановимся на этом..
