«Святой Дух сошел на апостолов в десятый день по вознесении Господнем. Это был день иудейского праздника Пятидесятницы. Для апостолов день этот был вдвойне священный, потому что был воскресный. С раннего утра они собирались вместе для молитвы. Здесь была и Пресвятая Матерь Божия и другие верующие. Всех верующих собралось около 120 человек. В девятом часу утра послышался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где находились апостолы. Вдруг явились им как бы разделяющиеся огненные языки и почили по одному на каждом из них. И все апостолы исполнились Святого Духа и всенародно стали проповедовать о величии Божием на разных языках. Между тем по случаю шума над домом, где были апостолы, много иудеев собрались к ним и стали дивиться, что апостолы говорят на разных языках. Но Св. Апостол Петр объяснил собравшимся: это произошло оттого, что на них снизошел Дух Святой, обещанный от Бога-Отца Тем самым Иисусом, Которого распяли и Который есть истинный Спаситель мира. «Он, — говорил Св. Апостол, — приняв от Отца обетование Святого Духа, излил то, что вы видите и слышите».
Слышавшие это умилились сердцем и спрашивали: «Что нам делать?» Апостол Петр сказал им: «Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа». И в этот день крестилось около трех тысяч человек. В Православной Церкви существует обычай украшать в праздник Пятидесятницы храмы Божии и жилища древесными зелеными ветвями, травами и цветами. Это обыкновение произошло из примера церкви ветхозаветной: иудеи в праздник Пятидесятницы украшали синагоги и дома древесными ветвями, травой и цветами в память того, что Закон дан был им в то время, когда близ горы все зеленело и цвело, и притом во время странствования их по пустыне, когда и сами они должны были жить в кущах из древесных ветвей. Сионская горница, где Дух Святой сошел на апостолов в день Пятидесятницы, вероятно, по обычаю ветхозаветному, также была украшена древесными ветвями и цветами. Кроме того, в церкви ветхозаветной был также священный обычай приносить в праздник Пятидесятницы первые плоды жатвы, которая в Палестине оканчивалась к этому времени. И в праздник христианской Пятидесятницы ветви и цветы приносятся как начатки Богу от весны, обновляющейся силою Духа Зиждителя.
Ниспослание Духа Святого на Землю есть дар столь великий; что в нем заключается для христианина все. Без просвещения от Духа Святого мы не получили бы и ясного познания о действиях Самого Сына Божия на Земле. Без содействия Духа Святого проповедь евангельская не распространилась бы так быстро в мире — при множестве препятствий, непреодолимых для обыкновенных сил человека. Без оживотворения Духа Святого и верующие во имя Иисуса Христа были бы мертвы духовно. Православные имеют слово Божие потому, что Дух Святой глаголал в пророках и апостолах. На Земле открыто доступное для всех селение Божества — Церковь. Каждый, вступающий в это святое общество, получает возрождение к новой, духовной жизни, потому что Дух Святой, однажды излившись, неотлучно пребывает в Церкви Иисуса Христа. Св. Златоуст говорит: «За десять дней пред этим естество наше взошло на Царский Престол, а ныне Дух Святой сошел к нашему естеству. Господь вознес начаток наш и ниспослал нам Святого Духа, Который есть Господь; разделяющий дары Свои; ибо и Дух есть Господь, и бывшее о нас строение совершили вместе Отец, Сын и Дух Святой»».
«По древнерусскому народному Месяцеслову, неделя эта ставится в тесную связь с предшествующей неделей Святых Отцов и Семиком. Те же самые названия, какие у нашего народа носит неделя Святых Отцов, присваиваются неделе Пятидесятницы как, например: Русальная, Зеленая, Клечальная. В северо-западной России праздник Пятидесятницы известен под именем «Зеленые Святы». Характер народных обрядов и верований, которые издавна приурочены к празднику Пятидесятницы, очень близок к неделе Русальной или Семику. По обычаю, дни Пятидесятницы издавна посвящались народом развиванию и пусканию на воду венков. Девицы и молодые парни, которые обыкновенно принимались за это дело, занимали всех гаданиями, особенно о брачном союзе, супружеской любви, жизни, смерти и т.п. Так, если венок, сбереженный от Семика до Троицына дня, уцелел свежим, рассчитывают на долголетие и счастливое супружество; если иссох, ожидают скорой смерти. Если брошенный венок уплывал, не коснувшись берега, это предвещало исполнение желаний, счастливый брак, долголетнюю жизнь; если венок кружился на одном месте, это знак неудачи: свадьба расстроится, любовь останемся без ответа; если потонет — знак смерти, вдовства, бездетной жизни и т.п.
Нужно заметить, Что венки как средство гаданий употреблялись не только в России, но и у других народов древности. В Греции цветы и венки древесные также употреблялись для волхвования: греки, подобно нашим предкам, бросали их в воду — море, ручьи и реки. Вообще венок имел значение любви и брака каковое, без сомнения, он имел и у наших предков в праздничных гаданиях на Троицу. К празднику Троицы приурочен был на Руси и благочестивый обычай убирать храмы разными деревьями или ветками, травами и цветами. Для этого обыкновенно еще накануне этого праздника благочестивые прихожане привозили деревья и ветви, расставляли их около перил, клиросов и По углам церкви, прикрепляли их за образа, подсвечники и люстры, пол усыпали травой, а местные иконы украшали цветами. Утром на самый праздник женщины, девушки и дети приходили к обедне с пучками цветов и пахучих трав, и потом вся эта растительность, особенно цветы, которые находились под книгой читавших молитвы священников, брались некоторыми в дома и сохранялись как святыня и лекарственное средство против разного рода недугов. Обыкновение это наблюдается большей частью и ныне, особенно в сельском простом быту. Таким образом приносятся народом своего рода начатки обновляющейся весны в дар Святому Духу.
Кроме того, употребление в этом случае зелени в новозаветной церкви служит знамением новой духовной жизни, открывшейся с сошествием Святого Духа на апостолов, и выражением веры в воскресение мертвых, поминаемых в Троицын день. Но нельзя отрицать и того, что благочестивый обычай этот получил в России особенную силу под влиянием соответственных ему обычаев чисто народных. Кроме того известно, что в дохристианской Руси, как и у других народов древности, древесные ветви и цветы служили украшением храмов в дни праздничные во время торжественных жертвоприношений; древесными ветвями также сопровождались важнейшие церемонии. В древние времена были общеизвестные символы: масличная ветвь — мира, лавровая — победы и славы, дубовая — мужества. Относительно березы, которая получила у нас на праздник Св. Троицы преимущественное значение, заметим, что она была символом весны. Если сопоставить это употребление березы с известными обрядами Семика, то легко отсюда заключить, что русские, чисто народные, обычаи способствовали усвоению и укреплению в древней русской жизни подобных церковных обычаев и, незаметно смешиваясь с ними, принимали христианское значение. Смесь церковных обычаев с дохристианскими, видна, например, в следующей песне, распеваемой на Троицу в хороводах:
Благослови, Троица, Богородица,
Нам в лес пойти,
Нам венки завивати.
Ай Дидо, ай Ладо,
Нам венки завивати
И цветы соривати…
Праздник Св. Троицы в древней Руси имел немаловажное значение юридическое. До 12 века он служил одним из сроков, когда наши предки ставились в Москве на царский суд и вносили разные подати, как это видно из судебных грамот». В книге А. А. Коринфского «Народная Русь»: «Троицын день с незапамятных времен является одним из любимейших праздников русского народа. С ним связано и до сих пор много народных обычаев и обрядов, справляемых помимо церковного торжества. В стародавнюю пору, когда еще свежа была на Руси память языческого прошлого, с Троицей, или Семицкой неделей, было связано столько самобытных проявлений народного суеверия, как ни с одним другим праздником (кроме Святок). Эта неделя, посвященная богине Весны, победившей демонов Зимы, издавна отмечалась шумными общенародными игрищами. Конец мая и начало июня, на которые приходится Троицын день, особенно подходят к чествованию весеннего возрождения земли, покрывающейся к этому времени наиболее пышной растительностью, еще не успевшею утратить своей обаятельной свежести. Языческий Месяцеслов наших отдаленных предков, совпавший в этом случае с христианскими праздниками, дал повод к объединению их с собой. Мало-помалу древнее почитание богини Весны — светлокудрой Лады — было забыто, а сопровождавшие его обычаи слились с новыми обрядами, создав вокруг первого летнего праздника необычайно яркую обстановку.
Семицкая — седьмая по Пасхе — неделя, заканчивающаяся Троицыным днем, еще и до сих пор в некоторых местностях носит название Зеленых Святок. В старые же годы она величалась этим прозвищем повсюду на Руси, именовавшей ее также «Русальной», «Зеленой», «Клечальной», «Задушными поминками», «Разгарою» и другими подходящими именами, каждое из которых находит свое объяснение в пережитках славяно-русского язычества. По простонародному прибаутку, «Честная Масленица в гости Семик звала»; и добавляют — «Честь ей за то и хвала!» Семик — это собственно четверг на последней неделе пред Пятидесятницей. В этот четверг, посвященный древними язычниками-славянами верховному богу Перуну-Громовнику, совершались главнейшие приготовления к празднованию Троицына дня. С Семиком связано столько своеобразных обычаев, что старинная народная песня величает его как первый из главных праздников:
Как у нас в году три праздника:
Первый праздничек
— Семик Честной…
Этот «Семик Честной», несмотря на разрушительное влияние времени, празднуется до наших дней на всем пространстве, где только человек стоит лицом к лицу с природой, не загражденной от него тесными стенами душных каменных городов. В конце позапрошлого и начале прошлого столетия даже Москва представляла собой в этот день то же самое, что можно увидеть теперь только в деревне. По описанию Снегирева, тогда везде раздавались по Белокаменной разгульные семицкие песни, по улицам веселые толпы народа в венках из лесных цветов и из кудрявых ветвей носили изукрашенную пестрыми лоскутками и яркими лентами березку. В окрестных рощах в это время московские девушки «завивали» (связывали ветвями) молодые березки и проходили под их зелеными сводами с поцелуями и особо приуроченной к этому яркому весеннему обычаю песней:
Покумимся, кума, покумимся!
Нам с тобою не браниться — дружиться!
Все было так же, как в деревенской глуши, где этот четверг и теперь является желанным гостем непритязательной сельской молодежи, по преданию — выплачивающей весеннюю дань памятным пережиткам прошлого. В Тульской области семицкая березка до сих пор даже и не называется иначе, как кумою, а слово кумиться еще в 40-х и начале 50-х годов (19 века) только и означало — целоваться при прохождении под этой самой березкой.
Благослови, Троица, Богородица,
Нам в лес пойти, Венок сплести!
Ай, Дид! Ай Ладо! —
поют там и теперь (а также во Владимирской, Рязанской и Калужской областях), собираючись в зеленые рощи березовые для празднования Честного Семика. Семик — преимущественно девичий праздник. В Поволжье, Верхнем и Среднем, повсюду к этому дню идет в деревнях девичья складчина: собираются яйца, пекутся лепешки, закупаются лакомства. Девушки целыми деревнями отправляются в рощу, на берег речки — завивать березки, «играть песни» и пировать. На березки вешаются венки, по которым девицы красные загадывают о своей судьбе, бросая их на воду в самый Троицын день. Вслед за пирушкой начинают водить хороводы, которые не прекращаются с Троицы до Успенья. Семицкие хороводы сопровождаются особыми обрядами, посвященными «березке-березоньке», которой воздаются особые почести — вероятно, как живому олицетворению древней богини Весны. Лет семьдесят тому назад в Воронежской губернии приносили на семицкие пирушки куклу из соломы, разукрашенную березовыми ветками; в этом, несомненно, отголосок стародавнего язычества. В некоторых местностях на Семик обвивают лентами какую-нибудь особенно кудреватую березку, растущую на берегу речки, и поют ей старинную песню: «Береза моя, березонька, береза моя белая, береза моя кудрявая!..»
Семицкие обычаи были свойственны не одним славянам. Еще у древних греков и римлян существовали особые весенние празднества, посвященные цветам и деревьям. У германцев был так называемый «праздник венков» в котором еще более общего с русским Семиком. Зелень и цветы и теперь составляют отличительные признаки Троицына дня: повсюду на Руси церкви и дома украшаются в этот день ветками березок — как в деревнях, так и в городах. В старину же этому обычаю придавалось особое значение — как связи двух миров, языческого и христианского. Существует поверье, что славянские нимфы и наяды — русалки, живущие в омутах рек, — в эту неделю выходят из воды. Накануне Троицына дня убегают они в поля и заводят свои ночные игры. «Бух! Бух! соломенный дух! — будто бы кричат они. — Мене мати породила, некрещёну положила!» Русалки, по народному представлению, — тоскующие души младенцев, родившихся мертвыми или умерших некрещёными. Они, начиная с Зеленых Святок до Петрова дня, живут в лесах, ауканьем и смехом зазывая к себе путников, которых зашекочивают до смерти. На Зеленой Русальной неделе в старину никто не купался — из опасения попасть к ним в руки; Семик слыл здесь «Великим днем русалок». Предохранительным средством от русалочьих чар считается полынь и трава «заря».
В Черниговской губернии существовал обычай «русалочьих проводов», когда речных чаровниц изгоняли целой деревней парни и девушки. В Спасском уезде Рязанской губернии следующее за Троицыным днем воскресенье слывет «Русальным заговеньем», а вслед за проводами русалок прекращаются здесь до следующей весны игры в «горелки» и «уточку». В старину против поверья о русалках и соединенных с ним народных игрищ и гаданий особенно восставали христианские проповедники, обличавшие народ в «языческом суеверии». В противовес народному празднованию разгульного Семика было установлено совершать в этот четверг поминовение убогих, похороненных в так называемых «убогих домах» и «скудельницах». Но не затемнилось в народном обиходе веселое празднество: смех и песни быстро сменяли слезы и рыдания в тот же самый день. Многие из описанных обычаев уже исчезли, иные видоизменились до неузнаваемости; но немало и таких, что еще доживают свой век с тем самым обликом, с каким были созданы народным воображением в стародавние дни. Троицын день во времена московских царей Всея Руси сопровождался особой торжественностью в царском обиходе.
Государь в этот великий праздник «являлся народу». Царский выход был обставлен по особому уставу. Шел государь в наряде, предназначенном для особых торжеств: на нем было «царское платно» (порфира), царский «становой кафтан», корона, бармы, наперстный крест и перевязь; в руке — царский жезл; на ногах — башмаки, унизанные жемчугом и каменьями. Венценосного богомольца поддерживали под руки двое стольников. Их окружала блестящая свита из бояр, разодетых в золотые ферязи. Во время следования царя к обедне свита царская шла рядом: люди меньших чинов — впереди, а бояре и окольничие — сзади государя. Постельничий со стряпчими нес «стряпню»: полотенце, стул «со изголовьем», подножие, «солношник» (от дождя и солнца) и все прочее, что требовалось по обиходу. Во всем блеске царского облачения входил Государь в Успенский собор — в сопровождении бояр и всех людей ближних. Впереди всего шествия стольники несли на ковре пук цветов («веник») и «лист» (древесный, без стебельков). Царский выход возвещался гулким звоном с Ивана Великого «во все колокола с реутом» (средним, многоголосым колоколом); звон прекращался, когда Государь вступал на свое царское место.
На ступенях этого «места», обитого атласом красного цвета с золотым галуном, ближние стольники поддерживали Государя. Торжественно шла обедня. По окончании ее, перед троицкой вечерней, подходили к царю соборные ключари с подобающим метанием поклонов и подносили ему на ковре древесный лист, присланный патриархом. Смешав его с «государевым листом» и разными травами и цветами, они застилали им все царское место и окропляли его розовой водой. Взятым от Государя листом они шли устилать места патриаршее и прочих властей духовных. Остаток раздавался боярам и другим богомольцам, по всему храму. Государь преклонял колена (как говорилось в то время, «лежал на листу»), благоговейно внимая молитве. Когда кончалась Божественная служба, он выходил из собора прежним торжественным выходом, «являлся народу», приветствовавшему его радостными кликами, и — в предшествии одного из ближних стольников, несшего «венок» государев, возвращался во свои палаты царские. Колокольный звон не смолкал во все время его следования от собора до дворца.
На Троицкой Зеленой неделе царевны с боярышнями увеселялись во дворце играми-хороводами, под наблюдением если не светлых очей самой государыни-царицы, то зоркого взгляда боярынь и мамушек. Для игр и хороводов как в царицыных, так и в царевниных хоромах были отведены особые обширные сени. Здесь находились и приставленные к царевнам «дурки-шутихи», бахари, домрачеи и загусельники со скоморохами — все, кто должен был доставлять «потеху» и «затеи веселыя». Царевен увеселяли также сенные девушки — «игрицы»; они, вероятно, «играли» те же самые песни семицкие, что раздавались в это время под березками над водой по всей Руси, справлявшей свои стародавние игрища во славу Семика Честного и Троицы — Зеленых Святок»..
