Условия и особенности заболеваний русской деревни

Условия и особенности заболеваний русской деревни

Суровые условия деревенской действительности еще ребенком обрекали русского крестьянина на жизнь, при которой выживают только сильнейшие и гибнет почти половина детей деревни, едва дожив до пятилетнего возраста. Это коренным и самым тесным образом связано с материальным бытом деревни. Но немалую роль среди них играет также духовная бедность народа и та скудость знаний, отсутствие которых составляет едва ли не самую отличительную черту крестьянства. Необыкновенно ярко такой недостаток действительных знаний обнаруживается в тех вредных и нередко убийственных способах питания и кормления детей, которые в широких размерах практиковались в деревне. «Его надоть захлебить, закрепить», — толкуют про только что родившегося ребенка и, прежде чем дать грудь матери, суют ему в рот хлебную соску.

«Как же можно обойтись без хлебного?» — удивляются деревенские бабушки и матери: ведь, надо непременно, чтобы у новорожденного «завязалось на животе». Необходимо, полагают они, во что бы то ни стало добиться, чтобы желудок ребенка сразу же обтерпелся, не страдал бы «грызью», чтобы у него не «цвело» во рту. Также рано соска получает значение и как питательное средство. По всеобщему убеждению, хлеб — первооснова всякого человека, не исключая и только что явившегося на свет ребенка и подготовленного природой исключительно к питанию молоком матери». По мнению деревни, материнского молока далеко не достаточно, для ребенка, а от хлеба он крепнет и быстрее развивается. На этом основании добавочное питание начинается всего чаще с первых же дней жизни ребенка, гораздо реже со 2-й недели и самое позднее — с 6-й или 8-й».

Более или менее зажиточными крестьянами для этого употребляются жеваные и толченые баранки и крендели с сахаром, пшеничный и белый хлеб, а средне зажиточными и бедными обыкновенно жеваный черный хлеб с солью. Несколько позже начинается подкармливание сваренными на молоке или воде кашами из пшенной, гречневой, овсяной и иногда манной крупой, «тюрей» из пшеничной или «ржаной» муки и толокном, а уж с полугода в меню ребенка иногда входят такие пищевые предметы, как жеваный картофель, у бедных квас вместо молока и даже жеваные огурцы. Вред от вскармливания всеми этими веществами увеличивается оттого, что они даются ребенку в виде «жеванины», или «жвачки», сначала в соске, потом, после полугода, изо рта в рот или с пальца.

Но едва ли не более вредным является то, что подобное кормление ребенка совершается без всякой меры и времени. Обыкновенно, едва успеет мать откормить малютку, его уже пичкают соской. Она поминутно суется в рот ребенка, бодрствует ли он, или отчего-нибудь спит тревожно и часто просыпается. Быть может, ребенок кричит от боли, от неудобства положения или оттого, что лежит мокрый, его плач неизменно и всегда принимается как заявление, что он голоден. Часто даже на рвоту и понос, хотя бы до 20—30 раз в сутки, не обращают внимания, считая это явление как бы нормальным. «И чем больше у ребенка понос, тем больше пичкают его соской, так как и в этом случае крик ребенка объясняется пустотой его желудка».

В летнюю страду, когда мать отсутствует дома целыми днями и возвращается с поля только к вечеру, здоров ли, болен ли ребенок, такая соска нередко является даже единственным источником его питания: «небось, не помрет, жив будет», мирятся с такой необходимостью крестьяне. Не в лучших условиях находится ребенок, когда для подкармливания применяется коровье молоко. Замечательно, что оно употребляется гораздо реже, чем хлебные вещества, чаще всего тогда, когда мать недостаточно «молочна», а иногда считается даже вредным. Оно дается без такого же соблюдения времени и меры и также всякий раз, как ребенок беспокоится или ревет. Но главное зло при молочном подкармливании, бесспорно, составляют коровьи или бараньи соски, в виде кислых и гнилых кусков мяса отравляющие молоко и являющиеся истинным бичом грудных детей деревни.

Хотя кормление грудью обыкновенно продолжается свыше года, почти обязательно «три поста» и нередко затягивается до 2, 3 и даже более лет, но переход ребенка на пищу взрослых совершается гораздо ранее. Не оставив еще груди матери, нередко уже годовой ребенок, без разбора, ест все, что едят взрослые: «будет здоровей», говорят крестьяне. Обыкновенно, как только ребенок начинает понимать, говорить, мало-мальски разжевывать твердую пищу, есть и не давиться или только что научится держать ложку в руках, он уже сидит за общим столом и питается, наравне с другими, такими кушаньями, в которые входят и сырые овощи, и кислый квас.

Другим и последним актом деревенского ухода за ребенком является его качание, которое с необыкновенным постоянством и усердием, до ожесточения, производится всякий раз, как ребенок от соски не унимается и продолжает пищать. Других потребностей у ребенка как бы не существует. Обыкновенно считается достаточным перевернуть его раза 2—3 в сутки, наблюдая, чтобы он не «промок» и в предупреждение этого навертывая и подкладывая под него кучи тряпок. Обычая купать ребят, хотя бы в корытах, у крестьян не было. Их моли обыкновенно не больше одного раза в неделю, чаще всего нахлестывая березовым веником в бане или печи, запачканного же ребенка оттирают сухой тряпкой, лишь поплевав на запачканное место. Мокрое белье ребенка обыкновенно только высушивается, а моется, по драгоценности для многих мыла, всего чаще в простой воде или щелоке.

Прелый запах выделений ребенка, постоянно ощущаемый около «люльки», является достаточным показателем той деревенской «гигиены», с которой знакомится крестьянский ребенок с самых первых дней своего существования. Помимо развития всевозможных острых и хронических сыпей, такие ненормальные условия ухода и вскармливания деревенских детей являются источником возникновения тяжелых диспептических расстройств и желудочно-кишечных катаров, уносящих в могилу, на первом же году жизни, 14—15 детей деревни. При этом интересным является факт, что среди татар, башкир и вотяков кормление детей исключительно грудью матери считается обязательным, а подкармливание начинается не ранее 2-го года жизни ребенка. Эти же условия, благоприятствующие высокой детской смертности, создают тяжелые расстройства общего Питания, способствуют развитию среди населения золотухи и малокровия и подготавливают те катары желудка, которые так распространены и так типично выражены у наших крестьян.

Развитию этих страданий в зрелом возрасте способствует однообразие и господство по преимуществу растительной пищи. Говядина, как и рыба, на столе у богатого крестьянина бывает не каждый день, у средне зажиточного чаще только в праздник, а за обедом бедного и совсем редкость, притом обыкновенно соленая и далеко не всегда доброкачественная. Употребляя молоко и яйца скорее как лакомство и относительно больше вводя в себя жиров, главным образом, в виде растительных масел, средний мужик питается почти исключительно хлебом, крупами, горохом, картофелем, капустой, огурцами и овощами, в которых черпает необходимые для его организма растительные белки и сахар. Что касается бедного крестьянина, то он, особенно в годы неурожаев, нередко «недоедает», употребляя хлеб в недостаточном количестве или же с суррогатами. В зависимости от такого питания, помимо острых и хронических желудочно-кишечных расстройств, расширения желудка, гастралгии — деревенской «грызи» в животе, вялости мышечной системы развиваются некоторые специально деревенские болезни, неизвестные городским состоятельным классам.

В посты, особенно в весенний, Петров, когда съедобные припасы на исходе, а до новых еще далеко, нередко появлялась у крестьян «куриная слепота», а при неурожаях, иногда эпидемически, цинга. Ряд других заболеваний вызывается крестьянскими жилищами. Обыкновенно даже в лесистых губерниях семья в 10—15 человек, имея две избы, зимнюю и летнюю, ютится зимой только в одной. Если изба хорошо держит тепло, температура здесь бывает нередко положительно банная и лишь разбавляется струями холодного воздуха, врывающимися через постоянно открываемую дверь. Неблагоприятное влияние такой естественной вентиляции, в смысле возможности простуды, усиливается тем, что при русских избах обыкновенно устраиваются только холодные сени и часто нет никаких, а изба состоит из одной сплошной комнаты, пол которой кроме печи и полатей является и кроватью жильцов. Там, где лесу мало, я изба уже поизносилась, в ней нередко холодно, она промерзает и обитатели ее часто хронически дрогнут.

Если в первой избе температура достигает 25°—31° и выше по Цельсию, то здесь бывает ниже 12°, а ночью спускается иногда до того, что замерзает вода. Правда, в таких избах, сидя на печи, в шубах, и экономя тепло, иногда стараются закрыть трубу пораньше и «захватить дух», но зато платятся угаром. Не говоря о тех крестьянских избах, которые топятся еще до сих пор по-черному, многие из них часто содержат воздух удушливый и спертый, а нередко и зловонный, так как кроме взрослых членов семьи и маленьких ребят здесь довольно часто обитают коровы, молодые телята и ягнята, живут курицы и ночуют собаки и кошки. Немудрено, что в таких избах дети младшего возраста, сидя всю зиму безвыходно в избе, к весне становятся бледными, вялыми и малоподвижными. Неблагоприятное влияние на здоровье крестьянских жилищ усиливалось и другими условиями. Изба даже среднего крестьянина обыкновенно содержалась грязно, — «пол метется кое-как и даже не каждый день, а моется, большей частью, только 3 раза в год: к Пасхе, престольному празднику в деревне и Рождеству».

Если к этому прибавить грязное содержание своего тела крестьянином, который так поразительно мало тратит мыло и моется в некоторых деревнях, вместо бань, в печах, обычную загрязненность его нижней и верхней одежды, иногда одной и той же для нескольких членов семьи, обилие всевозможных Насекомых, то сделается понятной та совокупность условий, которая вызывает целый ряд накожных болезней, во главе которых стоит чесотка, и благоприятствует развитию многих инфекционных заболеваний. Не менее дурно обстояло дело с деревенским водоснабжением. В лучшем случае деревня пользовалась водой из ключей, ручьев и речек, но эта вода часто портилась притоком дождевых вод, несущих сюда всякие нечистоты, загрязнялась мытьем белья, водопоями для скота, соседством и нередко поразительной близостью кладбищ и проч. Большая часть селений снабжается водой из прудов и колодцев. Последние, ради удобства пользования, устраиваются в большинстве случаев возле скотных дворов, бань и весьма нередко вблизи тех мест, которые носят название «отхожих».

Случается, что в деревне, на пространстве 2-х квадратных саженей, можно встретить выгребную яму, отхожее место и колодец. Простой, часто полусгнивший деревянный сруб, части которого кое-как прилажены друг к другу, с отверстием ниже уровня земли — вот обычный тип деревенского колодца былых времен. Грязь и фекальные массы получали легкий и свободный сюда доступ, особенно весною, во время таяния снегов. Но едва ли не хуже вода из прудов. Часто деревенский пруд — это яма, расположенная нередко посредине деревни и вблизи дороги, принимает в себя все деревенские нечистоты. Летом в таких прудах вода гниет и кишит мириадами инфузорий и насекомых. В одном и том же пруде могли брать воду для питья, мыть грязное белье, кадки и прочую домашняя утварь, поить скот и, наконец, купать лошадей, там же мыли детей мылись и взрослые; словом, пруд в дореволюционной деревне — это, нередко, отхожее место и выгребная яма вместе.

Как результат плохого и часто отвратительного водоснабжения, является распространение в деревне кишечных заболеваний, дизентерии и в особенности эпидемий брюшного тифа.    Особенности земледельческого труда и быта крестьянина также придают деревенской заболеваемости характер отличный от заболеваний городского населения. Непосредственная близость крестьянина к природе, земле, и труд, почти исключительно проходящий вне дома, на открытом воздухе, создают то, что деревня в гораздо большей степени, чем город, подвержена влиянию климатических и почвенных условий. Полевые работы в холодную и дождливую пору, осенью и весной, сенокос и нередко ночлег на голой земле, рубка и вывозка дров, сплавка и выгрузка леса, иногда по колено в воде, рыбная ловля, земляные работы, извозный и другие промыслы вызывают целый ряд простудных и иных заболеваний, между которыми ревматизмы, перемежающаяся лихорадка и воспаление грудных органов занимают одно из первых мест.

Часто плохая одежда и в особенности обувь, в виде лаптей или дырявых сапог, увеличивают наклонность к этим заболеваниям, а пренебрежение здоровьем, столь свойственное русскому человеку, иногда делает их неизбежными. Многие и осенью, и весной ходят и работают почти постоянно с мокрыми ногами, относясь к этому преравнодушно: «хоть, бы те что, мы — привыкли к этому». Крестьянину не только ничего не стоит, вспотевши, зимой, на молотьбе, выпить, сколько будет его душе угодно, холодной воды или квасу, но он в одном нижнем белье и босой свободно выйдет из бани в мороз и дойдет так до дому. Пойти в холодное время босому на двор, без всякой обуви сходить за водой и даже предпринять так отдаленную экскурсию — для крестьянина дело самое обыкновенное.

Особенности крестьянского труда создавали также ряд других заболеваний, отличающих деревню. Прежде всего, почти каждый крестьянин-хлебопашец владел топором и сам, без особой помощи плотников и ремесленников, справляется с необходимым ремонтом и даже постройкой новых хозяйственных зданий и орудий. Поэтому поранения топором и другими инструментами, равно как и всевозможные порезы серпом и косой во время полевых работ, встречались на каждом шагу. Ходя и работая босиком и наступая нечаянно на стекла, щепки, гвозди, острые камни, крестьяне ранят ноги, прокалывают их вилами, получают раны от укушения животными, ударов копытами лошади или рогами коровы. Нередки также ушибы бревнами и те или другие повреждения во время драк. При молотьбе хлеба происходило иногда попадание в глаза мякины, а при жнитве случались ранения роговицы и глазного яблока соломой.

Поясничная боль и общий лом в теле, как результат продолжительного мышечного напряжения при полевых работах, воспаления сухожилий, так называемый «скрыпун» большого пальца правой руки, особенного вида головные боли, развивающиеся от долгого пребывания в наклонном положении при жнитве, в сильную жару, с непокрытой головой, грыжи, иногда достигающие такой степени массивности, что про грыжного в шутку говорят: «у него брюхо в портках», и т.п. заболевания — все это по преимуществу крестьянские болезни, зависящие от особенностей жизни и быта деревни. Различные деревенские профессии также являлись источником тех или других заболеваний. У кузнецов часты простудные болезни. В холодной кузнице, с постоянным сквозным ветром, кузнец работает всегда в одной рубашке, несмотря ни на мороз, ни ветер. С одной стороны, от раскаленного горна его печет, а с другой — он мерзнет.

Землекопы и каменщики весьма часто страдают ревматизмами, горшечники трещинами и сыпями на руках, валяльщики и трепальщики чахоткой, портные геморроем, расширением вен и варикозными язвами на ногах, кружевницы — теми или другими расстройствами зрения и т.п. Там, где крестьяне, не оставляя земледелия, занимались фабричным трудом, присоединяются другие заболевания. Хотя на фабриках работали только 9 часов в сутки, но зато без перерыва, и фабричные из ближайших деревень, верст за 5—7, пройдя верст 10 вперед и обратно и сделав по дому немало хозяйственных работ, очень утомлялись. Утомлению рабочих еще более способствовало фабричная духота, в особенности летом: «Оттого и темны мы с лица, что работа наша томна, — говорят фабричные, — простоишь 9 часов на ногах в такой духоте, так, небось, не зацветешь».

Эти условия способствовали развитию малокровия и чахотки, от которой гибло в особенности немало молодого народа. Почти все ткачи, работающие на станках, от постоянного шума страдали глухотой, работающие на спичечных фабриках или химических заводах нередко получали тяжелые поражения внутренних органов, нервной системы и костей.

Похожие страницы:

1. Сверхъестественные причины болезней и их олицетворение на Руси
2. Роль нечистой силы в появлении болезней
3. На сколько сильно верили в порчу на Руси
4. Лечение в старину средствами растительного происхождения

Комментариев нет, будьте первым кто его оставит

Комментарии закрыты.