«Во дни разлук и горестных сомнений»,—
Как нам писал из Франции Тургенев.
Не надо слез и горьких сожалений,
Она уехала с другим купаться в Крым.
Я в это время по тайге, как аллигатор,
Несу громадный щелочной аккумулятор.
В груди молотит, словно перфоратор,
Но я молчу и напеваю про себя:
Припев:
Белый прибой. И купол неба голубой-голубой.
Кто-то другой ей наливает «Цинандали».
Твердой рукой он бутерброд ей мажет
черной икрой
И нежно поет ей это дивное танго.
Он был простым и скромным аллопатом,
Я, впрочем, путаю, скорей — гомеопатом.
А если даже и патологоанатом,
То все равно у них всех денег до хрена.
А я кукую от зарплаты до аванса:
Изобретаю вечно чудеса баланса.
И в состояньи гипнотического транса
Я у окошка кассы напевал:
Припев:
Белый прибой. И купол неба голубой-голубой.
Кто-то другой ей наливает «Гурджаани».
Твердой рукой он бутерброд ей мажет
красной икрой
И нежно поет ей это дивное танго.
Она прелестна, ей в тени не слишком жарко.
На пляже млеют сталевары и доярки.
Гомеопат, коньяк смакуя высшей марки,
Тихонько кушает протезами шашлык.
Меня трясет, и зуб на зуб не попадает,
По вертолету только челюсти летают,
А временами и сознанье пропадает,
А в животе от голода ревет…
Припев:
Белый прибой. И купол неба голубой-голубой.
Кто-то другой ей льет в бокал «Вазисубани».
Твердой рукой он бутерброд ей мажет
просто икрой!
И нежно поет ей это дивное танго.
Зачем, зачем я не пошел в гомеопаты
И не послушался ни мамы и ни папы.
А угловатые мозолистые лапы
Не для ее покрытых солнцем плеч.
Энцефалитные на мне резвятся клещи.
Я не скажу, что б я любил такие вещи.
В желудке чистая вода ритмично плещет.
И это все. Но я не плачу, а пою:
Припев:
Белый прибой. И купол неба голубой-голубой.
Кто-то другой ей льет в бокал «Напареули».
Твердой рукой он бутерброд ей мажет…
И нежно поет ей это дивное танго.
