«Кисейная барышня (девушка)«
Выражение, употребляемое в значении: жеманная, изнеженная девушка, с ограниченным кругозором, «маменькина дочка» из романа Н. Г. Помяловского «Мещанское счастье» (1861): «Кисейная девушка!.. Ведь жалко смотреть на подобных девушек — поразительная неразвитость и пустота!.. Читали они Марлинского, пожалуй и Пушкина читали; поют «Всех цветочков боле розу я любил» да «Стонет сизый голубочек»; вечно мечтают, вечно играют… Ничто не оставит у них глубоких следов, потому что они не способны к сильному чувству. Красивы они, но не очень; нельзя сказать, чтобы они были очень глупы… Легкие, бойкие девушки, любят сентиментальничать, нарочно картавить, хохотать и кушать гостинцы… И сколько у нас этих бедных кисейных созданий!»
Пример из литературы:
К типу добродушной кисейной девушки подходят все женщины, не отличающиеся сильным и блестящим умом, не получившие порядочного образования и в то же время не испорченные и не сбитые с толку шумом и суетой так называемой светской жизни. У этих женщин развита только одна способность, о которой заботится уже сама природа, — именно способность любить. Вся судьба такой женщины решается безусловно тем, кого она полюбит (Д. И. Писарев, «Роман кисейной девушки»).
«Кит Китыч. Тит Титыч«
Так в комедии А. Н. Островского «В чужом пиру похмелье» (1856) одно из действующих лиц называет купца-самодура Тита Титыча Брускова. Это искаженное имя, равно как и Тит Титыч, стало синонимом российского купца и вообще самодура.
«Кифа Мокиевич«
Один из персонажей поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души», ч. I, гл. 11 (1842). «Кифа Мокиевич, человек нрава кроткого, проводивший жизнь халатным образом. Семейством своим он не занимался; существование его было обращено более в умозрительную сторону и занято следующим, как он называл, философическим вопросом: «Вот, например, зверь, говорил он, ходя по комнате, — зверь родится нагишом. Почему же именно нагишом? Почему не так, как птица? почему не вылупливается из яйца? Как, право, того: совсем не поймешь натуры, как побольше в нее углубишься!» Так мыслил обитатель Кифа Мокиевич». Имя его стало синонимом человека, развивающего нелепые теории.
«Клевещите, клевещите, — что-нибудь да останется«
Выражение это приводится английским философом Френсисом Бэконом (1561—1626), который пишет: «…как говорится обыкновенно: клевещи, клевещи смело, от клеветы всегда что-нибудь останется. Так можно сказать и о хвастовстве: верь мне, хвастайся смело, от хвастовства всегда что-нибудь останется» («Трактат о достоинстве и усовершенствовании наук», 1623, кн. 8, гл. 34, Собр. соч. Перев. П. А. Бибиков, т. I, СПБ. 1874, с. 553). Мысль эта не нова. Уже Плутарх («Как отличить льстеца от друга») рассказывает, что Медий, состоявший в свите Александра Македонского, советовал «смело применять клевету и кусать… ибо шрам во всяком случае останется».
Выражение: «Клевещите, клевещите,— что-нибудь да останется» — нередко ошибочно приписывается Вольтеру и Бомарше. Основанием для этого, очевидно, послужило письмо Вольтера к Тирио от 21 октября 1736 года, в котором он пишет: «Лгите, друзья, лгите», и знаменитый монолог Базиля о клевете в комедий Бомарше «Севильский цирюльник», в котором, однако, вышеприведенного выражения нет. У А. С. Пушкина мысль о том, что клевета не проходит бесследно, выражена в иной форме: «Злословие даже без доказательств оставляет прочные следы» (Отрывок «Гости съезжались на дачу»).
«Клей и ножницы«
Выражение, характеризующее литературные произведения, построенные на беззастенчивых заимствованиях, скроенные из чужого материала, а также «халтурную» работу мелко пробных журналистов, восходит к Лессингу (1729—1781), заклеймившему этой формулой трагедию «Умирающий Катон» (1732) виднейшего представителя немецкого классицизма, «литературного папы», Готшеда (Лессинг, Письма о новейшей литературе, Письмо 17-е, 1759 года). Сам Лессйнг указывает, что заимствовал это выражение у швейцарского критика. Установлено, что он имеет в виду Бодмера (1698—1783), который дважды употребил аналогичные выражения в издании «Sammlung kritischer, poetischer und anderer geistvollen Schriften», Zurich; в 1743 году он говорил об «отточенном ноже и клее из магического порошка»; в 1744 году — о «ножницах и горшке клея», при помощи которых драматурги изготовляют свои пьесы. Из этих образов и возникла крылатая фраза Лессинга (О. Ladendorf, Historisches Schlagworter-buch).
