НЕРАВНОДУШИЕ ЕКАТЕРИНЫ
Мать Екатерины имела вздорный характер и часто ссорилась с Императрицей Елизаветой. Однажды, еще до свадьбы, Елизавета решила выслать ее с дочерью из страны за какую-то интригу. Ее потом и выслали, только без дочери. При этой опасности неожиданной разлуки жених дал понять невесте, что расстался бы с ней без сожаления. «Со своей стороны я, — прибавляет она как бы в отместку, — зная его свойства, и я не пожалела бы его, но к русской короне я не была так равнодушна».
Как Петр отобрал 100 тысяч рублей у Екатерины
Новорожденного Павла как государственную собственность тотчас отобрали от матери и впервые показали ей спустя 40 дней. Больную, заливающуюся слезами и стонавшую, бросили одну без присмотра в дурном помещении между дверьми и плохо затворяющимися окнами, не переменяли ей белья, не давали пить. В это время Великий Князь на радостях пил со своей компанией, едва появившись у жены, чтобы сказать ей, что ему некогда с ней оставаться. Императрица подарила Екатерине 100 тысяч рублей за рождение сына. «А мне зачем ничего не дали?» — сказал страшно рассерженный Петр. Елизавета велела и ему дать столько же. Но в кабинете не оказалось ни копейки, и секретарь кабинета ради Бога выпросил у Екатерины взаймы пожалованные ей деньги, чтобы передать их Великому Князю.
ВЫХОДКА САМОДЕРЖЦА
Екатерина рассказывала, что раз на празднике в Ораниенбауме Петр III на глазах у дипломатического корпуса и сотни русских гостей высек своих любимцев: шталмейстера Нарышкина, генерал-лейтенанта Мельгунова и тайного советника Волкова.
ИГРЫ ИМПЕРАТОРА
Раз Екатерина, вошедшая к мужу, была поражена представившимся ей зрелищем. На веревке, протянутой с потолка, висела большая крыса. На вопрос Екатерины, что это означает, Петр сказал, что крыса совершила уголовное преступление, жесточайше наказуемое по военным законам: она забралась на картонную крепость, стоявшую на столе, и съела двух часовых из крахмала. Преступницу поймали, предали военно-полевому суду и приговорили к смертной казни через повешение.
СУПРУЖЕСКИЕ ССОРЫ
За парадным обедом 9 июня 1762 года по случаю подтверждения мирного договора с Фридрихом Петр III провозгласил тост за императорскую фамилию. Екатерина выпила свой бокал сидя. На вопрос Петра, почему она не встала, она отвечала, что не считала это нужным, так как императорская фамилия вся состоит из Императора, из нее самой и их сына, наследника престола. «А мои дяди, принцы Голштинские?» — возразил Петр и приказал стоящему у него за креслом генерал-адъютанту Гудовичу подойти к Екатерине и сказать ей бранное слово. Но, опасаясь, как бы Гудович при передаче не смягчил этого неучтивого слова, Петр сам выкрикнул его через стол во всеуслышание. Императрица расплакалась. В тот же вечер приказано было арестовать ее, что, впрочем, не было исполнено по ходатайству одного из дядей Петра, невольных виновников этой сцены.
НАХОДЧИВОСТЬ ЕКАТЕРИНЫ
Екатерина славилась редкой находчивостью. В записках княгини Дашковой рассказывается, что, когда обе дамы беседовали вдвоем, врывается к ним генерал-поручик И. И. Бецкий и, упав на колени, чуть не со слезами умоляет Екатерину сказать, кому она считает себя обязанной престолу. «Богу и избранию моих подданных», — отвечает Екатерина. «Так я не стою этого знака отличия», — восклицает Бецкий и хочет снять с себя Александровскую ленту. «Что это значит?» — спрашивает Екатерина. «Я — несчастнейший из смертных, если Ваше Величество не признаете меня единственным виновником вашего воцарения! Не я ли подбивал к этому гвардейцев? Не я ли бросал деньги в народ?» Сначала смущенная, Екатерина скоро нашлась и сказала: «Я признаю, сколь многим я вам обязана, и так как я вам обязана короной, то кому, как не вам, поручить приготовление короны и всего, что я надену во время коронации? Отдаю в ваше распоряжение всех ювелиров империи». Бецкий вне себя от восторга раскланялся с дамами, которые долго не могли нахохотаться.
РАСШИРЕНИЕ ШТАТОВ
При Елизавете было всего три фрейлины. При восшествии Екатерины сделали новых шесть — вот по какому случаю. Она, не зная, как благодарить шестерых заговорщиков, возведших ее на престол, заказала шесть вензелей с тем, чтобы повесить их на шею шестерых избранных. Но Никита Панин отсоветовал ей сие, говоря: «Это будет вывеска». Императрица отменила свое намерение и отдала вензеля фрейлинам.
СЛЕЗЫ СЕНАТОРОВ
В первые дни царствования Екатерины II, когда ей доложили о крайней нужде в деньгах и о том, что русская армия в Пруссии уже восемь месяцев не получает жалования, Императрица в полном собрании Сената объявила, что, принадлежа сама государству, она считает и все ей принадлежащее собственностью государства и чтобы впредь не было никакого различия между интересом государственным и ее собственным, и приказала выдать из своих комнатных денег сколько было надобно на государственные нужды. У всех сенаторов выступили на глазах слезы; все собрание встало и в один голос благодарило Императрицу за такой великодушный образ мыслей.
«БРИЛЛИАНТ» ЕКАТЕРИНЫ
У Государыни бывало на императорской конюшне до тысячи двухсот лошадей. Екатерина очень любила ездить верхом по-мужски перед войсками; у ней был любимый бурый, в мелкой гречке, жеребец Бриллиант, красивый, варварийской породы. Тетка ее, Императрица Елизавета, запрещала ей так ездить, но Екатерина купила себе складное седло, которое из женского превращалось в мужское. Государыня очень любила свое конюшенное ведомство и в день праздника 18 августа посылала каждому служащему там штабс-офицеру по бутылке шампанского, и обер-офицеру — по бутылке красного вина, конюхам же выдавали водку, пиво и мед, и, чтобы не мешать им праздновать, строжайше было запрещено в этот день брать из конюшни лошадей.
ЭРМИТАЖНЫЕ СОБРАНИЯ
В эрмитажных собраниях при Императрице Екатерине некоторое время был заведен ящик для вклада штрафных денег за вранье. Всякий провинившийся обязан был опустить в него 10 копеек медью. При ящике назначен был казначеем граф А. А. Безбородко, который собранные деньги после раздавал бедным. Между другими в эрмитажные собрания являлся один придворный, который, бывало, что ни скажет, все невпопад или солжет. Неуклюжий казначей беспрестанно подходил к нему с ящиком, и этот враль почти один наполнял ящик деньгами. Раз по разъезде гостей, когда при Императрице остались немногие, самые приближенные, Безбородко сказал:
— Матушка-Государыня, этого господина не надобно бы пускать в Эрмитаж, а то он скоро совсем разорится.
— Пусть приезжает, — возразила Императрица, — мне дороги такие люди: после твоих докладов и после докладов твоих товарищей я имею надобность в отдыхе; мне приятно изредка послушать и вранье.
— О, Матушка-Императрица, — сказал Безбород-ко, — если тебе это приятно, то пожалуй к нам в первый департамент правительствующего Сената: там то ли ты услышишь!
Особые правила собраний Екатерины II
На большие эрмитажные собрания приглашались все первые особы двора, иностранные министры, на средние — одни только лица, пользовавшиеся особым благоволением Государыни. На малые собрания приглашались только лица, близкие к Государыне. Гостей обязывали отказаться от всякого этикета. Кроме того, были написаны самою Императрицею особые правила, выставленные в рамке под занавеской. Вот эти правила:
1) оставить все чины вне дверей, равномерно, как и шляпы, а наипаче шпаги;
2) местничество и спесь оставить тоже у дверей; 3) быть веселым, однако ничего не портить, не ломать, не грызть;
4) садиться, стоять, ходить, как заблагорассудится, несмотря ни на кого;
5) говорить умеренно и не очень громко, дабы у прочих головы не заболели;
6) спорить без сердца и горячности;
7) не вздыхать и не зевать;
8) во всех затеях другим не препятствовать;
9) кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий мог найти свои ноги для выхода из дверей;
10) сору из избы не выносить, а что войдет в одно ухо, то бы вышло в другое прежде, нежели выступит из дверей.
Если кто против вышеописанного проступился, то, по доказательству двух свидетелей, должен выпить стакан холодной воды, не исключая дам, и прочесть страничку Телемахиды; а кто против трех статей провинится, тот повинен выучить шесть строк из Телемахиды наизусть. А если кто против десяти проступится, того более не впускать.
бескорыстие генерала Еропкина
Московский главнокомандующий генерал Еропкин, отличившийся усмирением чумного бунта в 1771 году, был весьма бескорыстен: не пользовался казенным домом и денег для приема гостей не брал. Как-то Екатерина II, которую он принимал в своем доме, удивленная таким бескорыстием, спросила, чем бы его наградить.
Он отвечал:
— Матушка-Государыня, доволен твоими богатыми милостями, я награжден не по заслугам: Андреевский кавалер, начальник столицы, заслуживаю ли я этого?
Императрица не удовольствовалась этим ответом и опять ему сказала:
— Вы ничего не берете на угощение Москвы, а между тем у вас открытый стол, не задолжали ли вы? Я бы заплатила ваши долги.
Он отвечал:
— Нет, Государыня, я тяну ножки по одежке, долгов не имею и, что имею, тем угощаю, милости просим, кому угодно моего хлеба-соли откушать. Да и статочное ли дело, Матушка-Государыня, мы будем должать, а ты, матушка, станешь за нас платить долги.
Видя, что Еропкину дать нечего, Государыня прислала жене его орден Св. Екатерины.
Екатерина II и Храповицкий
Екатерина II была недовольна одним из иноземных послов и, пригласив его к обеду, начала говорить с ним резко и желчно.
Храповицкий сказал вполголоса соседу:
— Жаль, что матушка так неосторожно говорит.
Императрица переменила разговор. После обеда, когда раздали чашки кофе, Государыня подошла к Храповицкому и вполголоса сказала:
— Ваше превосходительство, вы слишком дерзки, что осмеливаетесь давать мне советы, которых у вас не просят.
Гнев был на ее лице; она поставила дрожащей рукой чашку на поднос, раскланялась и вышла. Храповицкий считал себя погибшим. Он едва поплелся домой, но на лестнице догнал его камердинер с приказанием, чтоб шел к Императрице. Все-таки это было лучше, чем оставаться в неизвестности. Императрица ходила по комнате и, остановившись против него, с гневом опять сказала:
— Ваше превосходительство, как вы смели при собрании явно укорить меня, тогда как вы не должны сметь в присутствии моем говорить иначе, как отвечая на мои вопросы?
Храповицкий упал в ноги и просил помилования. Императрица вдруг переменила тон и с лаской, приказав ему встать, сказала:
— Знаю, знаю, что вы это сделали из любви ко мне, благодарю вас.
Взяв со стола табакерку с бриллиантами, она продолжала:
— Вот, возьмите на память; я женщина, и притом пылкая, часто увлекаюсь; прошу вас, если заметите мою неосторожность, не выражайте явно своего неудовольствия и не высказывайте замечания, но раскройте эту табакерку и нюхайте: я тотчас пойму и удержусь от того, что вам не нравится.
выбор невест для внука екатерины II
По принятому при русском дворе обычаю, три молодые немецкие принцессы были привезены в Петербург и представлены проницательным взорам Императрицы, которая желала сама избрать будущую супругу для своего внука. Рассказывали, будто следующий случай помог Екатерине сразу определить характер принцесс. Императрица сидела у окна, когда приехала карета с тремя красавицами-принцессами. Екатерина заметила, что первая слишком поспешно вышла из экипажа. Это ей не понравилось. Вторая запуталась в своем длинном платье. «Какая медленность и неловкость», — заметила Екатерина. При виде третьей она воскликнула: «Вот будущая Великая Княгиня!» И точно, Елизавета Баденская оправдала хорошее мнение о ней Государыни и сумела привязать к себе Александра.
ДЕЛИКАТНОСТЬ ЕКАТЕРИНЫ
П.В.Чичагов вспоминает:
«Младший брат мой, камер-юнкер, приехал однажды очень поздно вместо назначенного служебного часа, и Государыня не преминула сделать ему выговор, но сделала его под видом похвалы нашему отцу: «В течение пятидесяти лет, сказала она, — он всегда исполнял свои обязанности с величайшей точностью и тем оказал знатные услуги своей родине. Как было бы досадно, если бы дети его не следовали столь прекрасному примеру». Присутствующие при этом разговоре, но не слыхавшие ее слов, вообразили, что брат мой на высоте Фаворы, тогда как он никогда не бывал ни в таком смущении, ни в таком горе, как в ту минуту…»
Екатерина и Чичагов
В 1789 и 1790 годах адмирал Чичагов одержал блистательные победы над шведским флотом, которым командовал сначала герцог Зюдерманландский, а потом сам шведский король Густав III. Старый адмирал был осыпан милостями Императрицы: получил Андреевскую ленту, 1388 душ крестьян, потом орден св. Георгия 1-й степени, еще 2417 душ, а при заключении мира похвальную грамоту, шпагу, украшенную алмазами, и серебряный сервиз. При первом после того приезде Чичагова в Петербург Императрица приняла его милостиво и изъявила желание, чтобы он рассказал ей о своих походах. Для этого она пригласила его к себе на следующее утро. Государыню предупреждали, что адмирал почти не бывал в хороших обществах, иногда употребляет неприличные выражения и может не угодить ей своим рассказом. Но Императрица осталась при своем желании. На другой день явился Чичагов. Государыня приняла его в своем кабинете и, посадив против себя, вежливо сказала, что готова слушать. Старик начал… Не привыкнув говорить в присутствии Императрицы, он робел, но чем дальше входил в рассказ, тем больше оживлялся и наконец пришел в такую восторженность, что кричал, махал руками и горячился, как бы при разговоре с равными себе. Описав решительную битву и дойдя до того, когда неприятельский флот обратился в полное бегство, адмирал забыл все, ругал трусов-шведов, причем употреблял такие слова, которые можно слышать только в толпе черного народа. «Я их… Я их…» — кричал адмирал. Вдруг старик опомнился, в ужасе вскочил с кресел, повалился перед Императрицей…
— Виноват, матушка, Ваше Императорское Величество…
— Ничего, — кротко сказала Императрица, не дав заметить, что поняла непристойные выражения, — ничего, Василий Яковлевич, продолжайте: я ваших морских терминов не разумею…
Екатерина и Дашкова
Екатерина звала ее в Эрмитаж. Кн. Дашкова спросила у придворных, как ходят они туда. Ей отвечали: через алтарь. Дашкова на другой день с десятилетним сыном прямо забралась в алтарь. Остановилась на минуту — поговорила с сыном о святости того места — и прошла с ним в Эрмитаж. На другой день все ожидали Государыню, в том числе и Дашкова. Вдруг дверь отворилась, Государыня влетела и прямо к Дашковой. Все заметили по краске ее лица и по живости речи, что она была сердита. Фрейлины перепугались. Дашкова извинялась во вчерашнем проступке, говоря, что она не знала, чтобы женщине был запрещен вход в алтарь.
— Как вам не стыдно, — отвечала Екатерина. — Вы русская — и не знаете своего закона, священник принужден на вас мне жаловаться…
РОССИЯ МОГЛА СЕБЕ ПОЗВОЛИТЬ
В мирных переговорах с турками в Яссах, которые вел граф Безбородко, не ощущалось особых затруднений. Турки соглашались на все. Наконец Безбородко потребовал именем своей монархини необъятной денежной суммы в вознаграждение военных издержек. Требование превосходило силы Оттоманского государства, но так как граф Безбородко без сего отнюдь не согласен был заключить мира, турецкие же полномочные имели повеление заключить оный, чего бы то ни стоило, согласились наконец на то с произнесением горьких жалоб. Условие о сем было написано, и турецкие министры оное подписали. Когда отдали оное в руки графу Безбородко, он порвал условие и отдал клочки министрам турецким, сказав: «Моя Императрица в ваших деньгах надобности не имеет».
Как Екатерина II прислушивалась к народу перед изданием указа
Приступая к какому-либо важному постановлению, Екатерина предварительно приказывала распространить о том вести и потом прислушивалась к толкам народным. Обер-полицмейстер каждый день докладывал ей о всех происшествиях, даже мелких, и о говоре народном; придворные и другие близкие ко двору особы тоже передавали ей городские толки. Если предполагаемое постановление одобрялось, то Императрица утверждала его, а если не одобрялось, то отменяла.
ДАР ЕКАТЕРИНЫ
Сенат назначал воевод во все города, но не имел списка городов и не знал, сколько их, при суждениях никогда не заглядывал в карту империи, так что иногда сам не знал, о чем судил. Да и карты у него не было с самого его основания. Раз Екатерина, присутствуя в Сенате, вынула 5 рублей, послала в Академию Наук купить печатный атлас и подарила его Сенату.
ЕКАТЕРИНА О ПЕТРЕ
Государыня (Екатерина II) говаривала: «Когда хочу заняться каким-нибудь новым установлением, я приказываю порыться в архивах и отыскать, не говорено ли было уже о том при Петре Великом, — и почти всегда открывается, что предполагаемое дело уже им обдумано».
ДЕЛИКАТНЫЙ СОВЕТ
Некто князь X., возвратясь из Парижа в Москву, отличался невоздержанностью языка и при всяком случае язвительно поносил Екатерину. Императрица велела сказать ему через фельдмаршала графа Салтыкова, что за таковые дерзости в Париже сажают в Бастилию, а у нас недавно резали язык, что, не будучи от природы жестока, она для такого бездельника, каков X., нрав свой переменять не намерена, однако советует ему впредь быть осторожнее.
Подарок Екатерины II князю де Линю
Насколько было сильно обаяние, которое Императрица оказывала на приближенных к ней лиц, лучше всего доказывает следующий случай с князем де Линем во время ее крымского путешествия, отчасти носящий на себе отпечаток средневекового романтизма. Она обещала ему подарить храм Дианы, прославленный некогда жертвоприношением Ифигении и от которого сохранилась до того времени лишь одна одиноко стоявшая колонна. Когда императорская флотилия приблизилась к Партеннице, Екатерина, стоя на палубе возле князя де Линя, медленно протянула руку и, точно не замечая, что галера продолжала двигаться, проговорила:
— Князь де Линь, я даю вам эти земли на левом берегу Днепра.
Князь поцеловал руку Императрицы и, бросившись вплавь в мундире и с оружием, быстро достиг берега, вырезал кинжалом имя Императрицы на утесе Ифигении и тем же образом вернулся обратно. По словам Головкина, Екатерина была в восхищении от этого рыцарского поступка, думая, что она является единственной героиней его, и только позднее князь сознался ей, что на другой стороне утеса он вырезал имя дамы, Занимавшей в то время все его мысли.
УРОК СКРОМНОСТИ
Де Линь, расположение к которому Екатерины особенно усилилось после крымского путешествия, часто позволял себе противоречить Императрице, что, впрочем, по-видимому, нравилось ей.
Однажды разговор шел о храбрости, и Екатерина заметила вдруг:
— Если бы я была мужчиной, я была бы убита, не достигнув капитанского чина.
Князь де Линь с живостью возразил ей:
— Я нисколько не верю этому, Государыня, так как я нахожусь еще в живых.
Императрица не поняла сразу и на мгновение замолкла, а затем принялась смеяться над уроком скромности, преподанным ей князем, отказавшимся поверить, чтобы она была храбрее его.
ЛЕСТЬ РАБОЧЕГО
Де Линь страстно любил сады, и Императрица часто советовалась с ним относительно украшения Царского Села. Он редко сходился с нею во мнениях, так как, по его словам, «она имела все вкусы, не имея вкуса». Между прочим, он много смеялся над речкой, прорытой по ее приказанию. Однажды в этой речке утонул рабочий, и как только Екатерина увидела князя, она тотчас же сообщила ему эту новость.
— Как, Государыня, рабочий утонул в речке Вашего Величества?
— Да, князь. Что вы скажете на это?
— Какой льстец! — воскликнул остроумный де Линь.
ЧТО МОЖЕТ СДЕЛАТЬ КУРИЦА
Государыня раз рано утром увидала из окна, что старуха ловит перед дворцом курицу и не может поймать. «Велите пособить бедной старухе; узнайте, что это значит?» — повелела Императрица. Государыне донесли, что внук этой старухи служит поваренком, и что курица казенная, украдена. «Прикажите же навсегда, — сказала Екатерина, — чтобы эта старуха получала всякий день по курице, но только не живой, а битой. Этим распоряжением мы отвратим от воровства молодого человека, избавим от мучений его бабушку и поможем ей в нищете» . После этого старуха каждый день являлась на кухню и получала битую курицу.
Обаяние архиепископа (митрополита) Платона
Пребывание Екатерины в Москве дает повод Головкину высказать много интересного об архиепископе Платоне. Платон был в полной немилости у Императрицы и должен был опасаться ее приезда; он даже знал из тайных донесений, что Екатерина решила заключить его в Троице-Сергиеву лавру. Однако, по словам Головкина, он нисколько не тревожился этим, зная, что, если двор не расположен к нему, пока находится в Петербурге, все тучи рассеиваются, как только он прибывает в Москву; он производил на двор то же обаятельное впечатление, под которое подпадали все приближавшиеся к нему.
Два дня спустя после приезда Екатерины праздновался его юбилей. Приказ об отправлении Платона на покой должен был быть отдан тотчас после обедни, но Екатерина, решив так, не приняла во внимание красноречия Платона и произнесенной им потрясающей проповеди. Растроганная и взволнованная, она приказала сказать незаметно священнику, готовившемуся произнести ектенью, назвать в ней Платона митрополитом. Таким образом, вместо изгнания он достиг вершины церковной иерархии. Князь де Линь наравне с другими поддался чарующему обаянию Платона.
«Если бы вы узнали его, — писал он маркизе де Ку-аньи, — вы бы до сумасшествия полюбили его. Вчера, выходя из его сада, княгиня Голицына испросила его благословления; он сорвал розу, благословил ее и с безукоризненным изяществом предложил ее княгине.»
Пристрастие (любовь) Екатерины к кофе и собачкам
В шесть часов утра, когда все в Зимнем дворце спало, Императрица Екатерина вставала, одевалась, никого не беспокоя, сама зажигала свечи и разводила камин. Государыня не любила тревожить прислугу; она говорила: «Надо жить и давать жить другим». Если она звонила, чтобы ей подали воды, и камер-лакей спал в соседней комнате, то она терпеливо ждала. От постели Государыня переходила в другую комнату, где для нее была приготовлена теплая вода для полоскания горла, брала лед для обтирания лица от густо разрумяненной девицы, камчадалки Алексеевой; последняя была часто неисправною и забывала приготовить нужное. Императрице нередко долго приходилось ее ждать, и раз Екатерина сказала окружающим: «Нет, это уж слишком часто, взыщу непременно». При входе виновной Императрица ограничилась следующим выговором: «Скажи мне, пожалуйста, Екатерина Ивановна, или ты обрекла себя навсегда жить во дворце? Станется, что выйдешь замуж, то неужели не отвыкнешь от своей беспечности; ведь муж не я; право, подумай о себе». После утреннего туалета Императрица шла в кабинет, куда приносили ей крепкий кофе с густыми сливками и гренками. Кофе варили ей из одного фунта на пять чашек, после нее лакеи добавляли воды в остаток, после них истопники еще переваривали. Под старость Императрице был запрещен кофе ввиду ее полнокровия, но она все-таки продолжала пить и в день смерти выпила его две чашки. Гренки и сахар Государыня раздавала своим собачкам, которых очень любила, и клала спать у себя в ногах подле кровати на маленьких тюфячках, под атласными одеялами.
КАПИТАН-ПАША
Стосемилетний Щегловский рассказывал: «Храбрый майор Зорич был окружен турками и мужественно защищался, но, когда, наконец, увидел необходимость сдаться, то закричал: «Я капитан-паша!». Это слово спасло его жизнь. Капитан-паша у турков — полный генерал, и его отвезли к султану в Константинополь. Здесь его отважный вид, осанка, рассказы — все побуждало султана отличить его и даже предложить ему перейти в турецкую службу, впрочем, с тем, чтобы он переменил веру. Но ни угрозы, ни пышные обещания не могли поколебать Зорича. И когда политическая обстановка переменилась, султан, желая склонить Императрицу к миру, согласился на размен пленных; в письме своем поздравлял Императрицу, что она имеет такого храброго русского генерала, как храбрый Зорич, который отверг все его предложения. Государыня велела справиться, и по справкам оказалось, что никакого генерала Зорича не было взято в плен, а был взят майор Зорич. Возвращенный в Петербург Зорич был представлен Императрице.»
— Вы майор Зорич? — спросила Екатерина.
— Я, — отвечал Зорич.
— С чего же, — продолжала Императрица, — вы назвались русским капитаном-пашою, ведь это полный генерал?
— Виноват, Ваше Величество, для спасения жизни своей, и чтобы еще иметь счастие служить Вашему Величеству.
Будьте же вы генералом, — продолжала Императрица, — турецкий султан хвалил вас, и я не сниму с вас чина, который вы себе дали и заслужили.
НЕВЕЖЛИВАЯ ПРИСЛУГА
Марья Саввишна Перекусихина рекомендовала Екатерине II одного человека в услугу, который и был принят ко двору.
Раз Государыня гуляла в Царскосельском саду, взяв с собой этого человека. Найдя какого-то червяка, она, взяв его на ладонь, дивилась, отчего он сделался вдруг недвижим, и всячески старалась оживить его. Она обратилась к человеку с вопросом: не знает ли он, как привести червяка в движение?
— Знаю, Ваше Величество, — отвечал тот, — стоит только…
И он плюнул на червяка.
В самом деле, червяк оживился, а слуга нисколько не догадывался, что сделал большое невежество. Императрица отерла руку, не показав ни малейшего неудовольствия, и они возвратились во дворец, как бы ничего не произошло особенного. Только после Государыня заметила Марье Саввишне, что она доставила ей прислугу не слишком вежливую.
ЭХ, ПРОКАЧУ!
Рассказывают, что Екатерина II, желая удивить скоростью езды в России Императора Иосифа, приказала найти ямщика, который взялся бы на перекладных доставить Императора в Москву в 36 часов. Такой ямщик нашелся и был приведен пред Государыней. «Берусь, матушка, — сказал он, — доставить немецкого короля в 36 часов; но не отвечаю, будет ли жива в нем душа».
Алексей Муханов при Екатерине
Алексей Ильич Муханов, впоследствии сенатор, был обер-прокурором 1-го департамента Сената, еще молодым и неизвестным Екатерине. Сенату поручено было разыскать средства к умножению доходов. Рассуждения кончились тем, чтобы возвысить цену на соль. В Сенате все были на это согласны, и никто не смел подать противного мнения, так как все знали, что повеление об умножении доходов исходило свыше. Один Муханов подал голос в защиту бедных, на которых ложилась эта новая тягость. Дело было остановлено.
Через полгода Екатерина приказала генерал-прокурору А. А. Вяземскому привести на один из ее выходов Муханова и стать с ним в известном месте. Она сказала только, что желает видеть обер-прокурора 1-го департамента, не давая заметить, что хочет его отличить. Между тем она узнала об его имени и отчестве. Вяземский представляет его: «Вот обер-прокурор Муханов!».
Императрица сказала: «Алексей Ильич! Извините меня, что я вас до сих пор не знала, тогда как вы меня так коротко знаете. Скажите, каким образом вы узнали мой образ мыслей, мои правила, мое сердце? В вашем мнении вы изложили точно, то что я думаю о моем народе; вы изложили не свое, а мое мнение. Благодарю вас, благодарю вас».
Она сама возложила на него орден Св. Владимира 3-й степени, и это было началом его возвышения…
ЕКАТЕРИНА II И СЕНАТСКИЙ ЧИНОВНИК
Мелкий сенатский чиновник, имевший прекрасный почерк, постоянно был занимаем перепиской копий с высочайших указов для передачи в департаменты Сената. Раз получен был в Сенате указ, подписанный Императрицей, и обер-прокурор по обыкновению отдал его чиновнику, чтобы тот к следующему дню написал известное число копий самым лучшим почерком. Было поздно; присутствие оканчивалось и вся канцелярия уже расходилась. Чиновник чувствовал себя усталым от работ и нездоровым. Он начал было писать первую копию и не мог продолжать. Поэтому он, как и прежде иногда делывал, решился исполнить приказание у себя дома. Сложив вчетверо указ, он положил его в карман (бумагу и другие принадлежности письма для подобных работ он хранил в запасе на дому) и отправился из Сената. Дорогой он почувствовал еще большее нездоровье, припадок вроде холеры. В жару припадка, в полу беспамятстве, забыв, что у него в кармане, он выхватил подлинный именной указ и разорвал его. Вдруг вспомнил он, что изорвал! Быстро подобрал лоскутки бумаги, стер с них, сколько можно было, нечистоту и опять положил в карман. Отчаяние овладело им. Он не знал, что делать. Хотел броситься в воду, но страх греха и инстинкт жизни удержали его. Хотел явиться с повинной к генерал-прокурору князю Вяземскому или обер-прокурору, но страх наказания подкашивал ему ноги. У него же были жена и дети. Наконец, вспомнив, что Императрица в Царском Селе, он решил пасть к ногам самой милосердной Государыни. Опрометью побежал он и, больной, измученный мыслями, едва к вечеру добрался до Царского. Там в саду, где-то в темном уголке, он провел бессонную ночь. Рано утром он вышел из засады и лег в кусты при одной из тех дорожек, по которым Императрица делала утренние прогулки. Настал привычный час.
Идет Императрица одна и перед ней бежит комнатная собачка. Чиновник испугался и не находит в себе мужества выйти из кустов. Вдруг собачка, чуя человека, подбежала к кусту и неумолчно залаяла. Открытый ею чиновник не мог уж не показаться: он привстал и вышел на дорожку, бледный, трепещущий. Императрица смутилась и отступила несколько шагов. Виновный бросился к ногам ее, умолял о помиловании, говорил, что он достоин казни и просит не о себе, но ради малюток — детей своих.
— Что такое, что такое? — спрашивала Императрица и приказала чиновнику встать.
Он подробно рассказал дело и, когда дошел до подробностей, начал заикаться, подбирая приличные выражения.
— Да, понимаю, понимаю, — говорила с улыбкой Императрица, — вы изорвали указ мой; не хорошо это; законы не пощадили бы вас; вы сохранили лоскутки? В чем состоял указ?
Услышав, что лоскутки в кармане и что указ не важного содержания, по крайней мере не такого, чтобы можно было подозревать чиновника в намерении или злоупотреблении, Императрица сказала:
— Хорошо, не сходите с этой дорожки; я докончу мою прогулку; надеюсь, что вы дозволите мне это; утренняя прогулка необходима для моего здоровья; за вами придет посланный; вы следуйте за ним; оставайтесь же здесь.
Сказав это, Императрица удалилась. Отлегло на сердце у чиновника; но он еще не знал, что с ним будет. Через час является придворный слуга. Чиновник следует за ним. Войдя во дворец, они пошли каким-то излучистым путем, то служительскими комнатами, то коридорами и, наконец, потаенной лестницей вошли в комнату, богато убранную. Здесь чиновник увидел себя лицом к лицу с Императрицей.
Указывая на стол, на котором разложена была бумага разного рода, Государыня сказала:
— Садитесь, выберите бумагу, на какой был написан указ, перепишите его с лоскутков, позовите звонком этого слугу и через него дайте мне знать, что кончили работу.
Императрица вышла. Чиновник исполнил повеление. Слуга доложил Государыне, и она опять вошла. Прочитав указ, она села, подписала его; потом приказала чиновнику при ней же бросить лоскутки прежнего указа в пылавший камин и, отдавая новый указ, милостиво сказала:
— Вот вам, сверните его, как он был, и исполните приказание вашего обер-прокурора; только, чтобы все это осталось между нами тайной; особенно бойтесь, чтобы не узнал князь Александр Андреевич Вяземский, а то вам худо будет!
Чиновник, распростертый у ног Императрицы, плакал навзрыд. Ничем не могла быть выражена красноречивее его благодарность милосердной монархине.
Обязанность Зубова на концертах
Слух у Государыни был развит как-то прихотливо: она не находила гармонии в музыке и всегда была к ней равнодушна. Однако она никогда не выказывала этого и всегда на концертах при пении и игре музыкантов поручала кому-нибудь из знатоков подавать ей знак, когда надо было аплодировать. Выслушав однажды квартет Гайдна, она подозвала к себе Зубова и сказала: «Когда кто играет соло, я знаю, что как кончится, то аплодировать должно, но в квартете я теряюсь и боюсь похвалить некстати. Пожалуйста, взгляни на меня, когда игра или сочинение требует похвалы».
ДЛИННЫЙ НАМЕК
Государыня сутяжничество и взяточничество преследовала сильно. Раз, узнав, что владимирский наместник берет взятки, Екатерина послала ему в подарок кошелек длиною в аршин. По словам Сегюра, этот кошелек наместник развернул на глазах всех гостей за обеденным столом у себя.
ПОДАРКИ СО ЗНАЧЕНИЕМ
Не любя разных попрошаек, Государыня любила щедро награждать. Подарки она делала с таким умением и тактом, что их нельзя было не принять. Императрица дарила всегда неожиданно: то пошлет плохую табакерку с червонцами, то горшок простых цветов с драгоценным камнем на стебле; то простой рукомойник с водою, из которого выпадет драгоценный перстень; то подложит под кровать имениннице две тысячи серебряных рублей или подарит невесте перстень со своим изображением в мужском наряде, сказав: «А вот и тебе жених, которому, я уверена, ты никогда не изменишь и останешься ему верна» или пошлет капельмейстеру Паэзелло после представления его оперы «Дидона» табакерку, осыпанную бриллиантами, с надписью, что карфагенская царица при кончине ему ее завещала. Бывали примеры, что Государыня посылала подарки и обличительного свойства для исправления нравов своих придворных. Так, узнав, что один из ее вельмож полюбил очень крепкие напитки, Государыня дарит ему большой кубок; другому старику, поклоннику женщин, взявшему к себе в дом на содержание танцовщицу, Государыня послала попугая, который то и дело говорил: «Стыдно старику дурачиться!». Другому, большому охотнику до женских рукоделий, поднесшему Екатерине расшитую шелками подушку, подарила бриллиантовые серьги.
У ЖЕНЩИН — ОДНИ ГЛАЗА
«Это было в 1792 году, в июле месяце, — пишет Головкин, — я занимался рисованием под колоннадою греческих бань в Царском Селе. Туда же пришла Императрица, прочитывая толстую пачку депеш. Мы были одни; она читала, я рисовал, и лишь шелест листвы нарушал безмолвие этого чудного уголка. Вдруг я взглянул на нее, быть может, с удивлением. Она тотчас же встала, подошла ко мне и без дальнейших околичностей стала громко читать донесение об одном из генералов. Вследствие своей самонадеянности, неповиновения он нагромоздил ошибку на ошибке; спрашивали ее инструкций и относительно его и произведенной им путаницы в делах.
Точно побуждаемая потребностью оправдаться в своих собственных глазах, она с живостью сказала мне, что никогда не придавала значения этому человеку, но что ему покровительствовал князь Потемкин и несколько раз заставлял других рассказывать чудеса о нем. Я молчал. Она стала ходить взад и вперед; затем, через несколько минут, она снова вернулась ко мне и проговорила с глубоким вздохом:
— О, если бы небо вместо юбок дало мне хорошие лосины, подобные вещи не случились бы! Я бы поручилась отвечать за все. Управляют при помощи глаз, руки, а у женщин — одни глаза».
ПОСТ ПОНЕВОЛЕ
Обедала Екатерина в час, а под старость — в два. Кушала кушанья все жирные и любила говядину с соленым огурцом. За столом с нею всегда обедали до десяти человек приближенных. В числе ее поваров был один очень плохой, но Государыня не желала его уволить, и когда наступала очередная его неделя, то она говорила: «Мы теперь на диете; ничего — попостимся, зато после хорошо поедим».
ГНЕВ — ПЛОХОЙ СОВЕТЧИК
Кречетников при возвращении своем из Польши позван был в кабинет Императрицы. «Исполнил ли ты мои такие то приказания?» — спросила Императрица. «Нет, Государыня,» — отвечал Кречетников. Государыня вспыхнула: «Как нет?». Кречетников стал излагать причины, не дозволившие ему исполнить высочайшие повеления. Императрица его не слушала; в порыве величайшего гнева она осыпала его укоризнами и угрозами. Кречетников ожидал своей погибели. Наконец Императрица умолкла и стала ходить взад и вперед по комнате. Кречетников стоял ни жив ни мертв. Через несколько минут Государыня снова обратилась к нему и сказала уже гораздо тише: «Скажите же мне, какие причины помешали вам исполнить мою волю?». Кречетников повторил свои прежние оправдания. Екатерина, чувствуя его справедливость, но не желая признаться в своей вспыльчивости, сказала ему с видом совершенно успокоенным: «Это дело другое. Зачем же ты мне тотчас этого не сказал?».
ЧЕСТНЫЙ ЛУЖКОВ
Над собранием гемм, монет, эстампов и других произведений художеств был начальником библиотекарь Императрицы, коллежский советник Петров, но так как последний был часто посылаем в Москву, то большею частью заведовал этими собраниями унтер-библиотекарь, коллежский асессор Алексей Иванович Лужков. Императрица очень его ценила и оказывала ему большую доверенность, присылая к нему драгоценные вещи без всяких записок. Однажды Государыня, отворяя у него разные шкафы, по рассеянности положила ключи от оных в свой карман. Лужков на это обиделся и просил Государыню, чтобы она дала ему отставку. Государыня очень удивилась и просила его сказать, что за причина, что он хочет ее оставить. «Я, Государыня, честен, всегда пользовался вашим доверием, а вчера заметил, что вы в первый раз меня заподозрили и взяли ключи от меня, — после этого я вам уже не слуга» . — «Помилуй, — сказала Императрица, — я сделала это по ошибке, без всякого умысла, вот твои ключи, не обижайся, извини меня, я впредь буду осторожнее». Этот Лужков по кончине Государыни представил в казну серебра и золота, не записанного в книгах, более чем на 200 000 рублей и немедленно после этого вышел в отставку.
СТРАШНЕЕ НАКАЗАНИЯ
Граф Румянцев однажды рано утром расхаживал по своему лагерю. Какой-то майор в шлафорке и в колпаке стоял перед своею палаткою и в утренней темноте не узнал приближающегося фельдмаршала, пока не увидел его перед собою лицом к лицу. Майор хотел было скрыться, но Румянцев взял его под руку и, делая ему разные вопросы, повел с собою по лагерю, который между тем проснулся. Бедный майор был в отчаянии. Фельдмаршал, разгуливая таким образом, возвратился в свою ставку, где уже вся свита ожидала его. Майор, умирая со стыда, очутился посреди генералов, одетых по всей форме. Румянцев, тем еще недовольный, имел жестокость напоить его чаем и потом уже отпустил, не сделав никакого замечания.
Двойная награда адмиралу Федору Ушакову
Особое значение ордена Св. Георгия как военного ордена за храбрость осознавалось с самого начала его существования. Примером тому может служить случай со знаменитым адмиралом Федором Ушаковым. В 1788 году, будучи еще капитан-бригадиром и командуя авангардом Черноморского флота, он нанес поражение турецкой эскадре у острова Фидониси. Как только рапорт о битве достиг Петербурга, последовал высочайший указ о награждении Ушакова орденом Св. Владимира 3-й степени за отличное руководство боем. Через некоторое время в Петербурге стали известны подробности сражения, в котором Ушаков рисковал жизнью, находясь под огнем неприятеля. Поэтому через два месяца после указа о награждении Ушакова следует другой указ о награждении его за тот же бой орденом Св. Георгия 4-й степени. Противоречия в этом царица не усмотрела — два награждения за один бой различались по вложенному в них смыслу. Владимирским орденом Ушаков был награжден как командир, выполнивший долг, Георгиевским — как офицер, отличившийся особой храбростью.
АДЪЮТАНТ, ЗНАЮЩИЙ СВЯТЦЫ
Один из адъютантов Потемкина, живший в Москве и считавшийся в отпуску, получает приказ явиться; родственники засуетились, не знают, чему приписать требование светлейшего. Одни боятся внезапной немилости, другие видят неожиданное счастье. Молодого человека снаряжают наскоро в путь. Он отправляется из Москвы, скачет день и ночь и приезжает в лагерь светлейшего. Об нем тотчас докладывают. Потемкин приказывает ему явиться. Адъютант с трепетом входит в его палатку и находит Потемкина в постеле, со Святцами в руках. Вот их разговор:
Потемкин. Ты, братец мой, адъютант такой-то?
Адъютант. Точно так, ваша светлость.
Потемкин. Правда ли, что Святцы знаешь наизусть?
Адъютант. Точно так.
Потемкин (смотря в Святцы). Какого же святого празднуют 18 мая?
Адъютант. Мученика Феодота, ваша светлость.
Потемкин. Так. А 29 сентября?
Адъютант. Преподобного Кириана.
Потемкин. Точно. А 5 февраля?
Адъютант. Мученицы Агафии.
Потемкин (закрывая Святцы). Ну, поезжай же себе домой.
РЕТИВЫЙ ПЕТУШКОВ
На Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда был он в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного его разрешения; но никто не смел к нему войти с докладом. Молодой человек по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Ему поручили их с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Потемкин сидел в халате, босой, не чесанный и грыз ногти в задумчивости.
Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: «Подписал!..» Все к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: «Молодец! Нечего сказать». Но кто-то всматривается в подпись — и что же? На всех бумагах вместо: князь Потемкин — подписано: Петушков, Петушков, Петушков…
ОТВАГА ПОТЕМКИНА
Князь осматривал устраиваемую батарею под ядрами, пускаемыми из Очакова. В нескольких от него шагах был убит артиллерийский фурлейт. Потемкин, смеясь, обратился к графу Браницкому:
— Спросите у де Линя, храбрее ли меня был Император Иосиф под Собачем?
Де Линь отвечал князю комплиментом:
— Вижу, что для вашего развлечения необходимо пускать мимо вас пушечные ядра.
Но одним опытом храбрости Потемкин не ограничивался; большую часть разведок (рекогносцировок) делал он сам. В одну из них был убит стоявший близ него генерал-майор Синельников — и тут князь Таврический не выказал ни малейшего страха. Как-то, обходя апроши, видя солдат, вставших с мест при его приближении, он шутливо сказал:
— Слушайте, ребята: приказываю вам единожды и навсегда, чтобы вы при моем приближении не вставали, а перед турецкими ядрами не ложились!
НЕВОЛЬНОЕ НАСИЛИЕ
Когда генерал (аншеф) Суворов путем своих удивительных воинских подвигов достиг наконец звания фельдмаршала, Екатерина II сказала генералам, старейшим его по службе и не повышенным в чинах одновременно с ним: «Что делать, господа, звание фельдмаршала не всегда дается, но иной раз у вас его и насильно берут». Это, может быть, единственный пример нарушения ею прав старшинства при производстве в высшие чины, но на это не пришло даже и в голову сетовать, настолько заслуга и высокие дарования фельдмаршала Суворова были оценены обществом.
ДОСТОЙНЫЙ ОТВЕТ
Суворов наблюдал посты. Потемкин однажды сказал ему смеясь: «Видно, граф, хотите вы въехать в рай на осетре». Эта шутка, разумеется, принята была с восторгом придворными светлейшего. Несколько дней после один из самых низких угодников Потемкина, прозванный им Сенькою-бандуристом, вздумал повторить самому Суворову: «Правда ли, ваше сиятельство, что вы хотите въехать в рай на осетре?». Суворов обратился к забавнику и сказал ему холодно: «Знайте, что Суворов иногда делает вопросы, а никогда на них не отвечает».
